- Православие и мир - http://www.pravmir.ru -
Блаженная Ксения – премудрая вдова
Posted By Протоиерей Игорь Прекуп On 6 февраля 2013 @ 14:08 In Главная тема,Протоиерей Игорь Прекуп,Церковь | Comments Disabled
Ксеньюшка – ласково называла ее одна добрая душа из моих чад. В этом ласкательно-уменьшительном именовании не было какой-то фамильярности, недопонимания величия подвига святой подвижницы. Никого из святых она «упрощенно» не называла, а вот блаженную Ксению не иначе как так: ласково, нежно, по-домашнему.
[1]
Было немножко непривычно, однако, чувствовалось что-то естественное, органичное и… правильное в этом «неформальном» упоминании величайшей русской святой. Быть может, потому, что сама эта добрая душа, так запросто ее называвшая, своей искренностью и тем, как на нее иной раз реагировали здравомыслящие» люди, заслужила почетное звание «лакмусовой бумажки». А может быть, просто потому, что в блж. Ксении как ни в ком другом просияли простота и умаленность, рядом с которыми (и в отношении которых) все «правильное», «великое», «чинно-благолепное» видится до комичности несовместимым.
«Безумием мнимым безумие мира обличивши…» – как хорошо сказано! Вот, уже почти 25 лет мы поем тропарь блж. Ксении, но всякий раз весь его текст и особенно эти слова удивляют своей глубиной, точностью и, как принято говорить среди художников, «найденностью» (в РПЦЗ блж. Ксения была прославлена на 10 лет раньше, но слова того тропаря как-то «не торкали»). Однако художественно-поэтическое достоинство любого церковного текста заключается не в одном лишь эстетическом совершенстве формы, а в том, насколько она способствует явлению незримой, до конца непостижимой и неописуемой сути духовной истины. Лучше, чем в этом тропаре, о сущности юродства Христа ради сказать невозможно.
Только вот, что надо иметь в виду: различные чины святости – это не какие-нибудь «специализации», а примеры торжества единой благодати Божией в многообразных вариантах, обусловленных историческими или же личными обстоятельствами святого, его образом жизни или положением в Церкви и государстве;единой благодати, различно проявляющейся, в зависимости от жизненного поприща и конкретной ситуации в любом христианине; единой благодати, которой не чужд никто из нас – «во Христа крестившихся», хотя порой и не торопимся в Него облечься (Гал. 3; 27).
Каждый чин святости, поэтому, не «всего лишь» повод испытать восторг сродни эстетическому наслаждению в музее или театре, восхищаясь «возвышенным», «воспаряя» в катарсисе, «приобщаясь к прекрасному», чтобы потом, как ни в чем не бывало, вернуться в суровые будни, где говорят пушки, а музы молчат (ведь мы же с вами понимаем, что прекрасное – это в другом мире, это удел тех, кто пишет, рисует, сочиняет – одним словом, фантазирует, «витает в облаках», а реальная жизнь диктует свои законы…).
Напротив, это – ориентиры для каждого из нас, вопреки расхожему мнению, что мы, например, не монахи, чтобы подражать преподобным, не архиереи, чтобы подражать святителям, не живем в условиях массовых гонений, чтобы подражать мученикам… Быть может, полностью и не можем, да, но это не значит, что наше ознакомление с житием того или иного «специфичного» святого должно ограничиваться благоговейным ритуальным почитанием. Церковь канонизирует святых не только для того, чтобы мы им молились, но и чтобы свое почитание в первую очередь выражали в разумном подражании. Различные чины святости – всего лишь варианты преобладания тех или иных добродетелей, но ни один из чинов не исключает и прочих добродетелей, которые, в силу особенностей индивидуального поприща, как бы затмеваются сиянием наиболее характерных.
То же самое относится и к подвигу юродства: не каждый призван к тому, чтобы всецело посвятить свою жизнь этому подвигу, но каждый, принявший слово о Кресте – юродивый для мира сего, потому что «слово о кресте для погибающих юродство есть» (1 Кор. 1; 18). Обратите внимание: принявший… Неотрицание еще не означает принятия. Это как с искусством: можно ходить на выставки мирового уровня, а дома на стенку вешать китч. Принять, значит, взять за основу, за руководство к действию. Принять слово о Кресте, значит, сораспяться Христу, взяв свой крест и следуя за Ним изо дня в день путем Его заповедей.
А они не от мира сего. Неслучайно выражение «не от мира сего» в обыденном словоупотреблении равнозначно словам «помешанный», «чокнутый», «придурковатый», в лучшем случае, «наивный». Быть «не от мира сего» (с точки зрения мира) позволительно, в определенной мере, представителям «богемы», а вот быть не от мира сего (безо всяких кавычек) непозволительно (с точки зрения того же мира) никому, за исключением ситуаций, когда от христиан, в силу их призвания быть не от мира сего, требуют непротивления тем, кто считают себя свободными от обязательств по перечню евангельских заповедей со всеми отсюда вытекающими последствиями.
Да, юродивых Христа ради в народе почитали (как, впрочем, почитали нередко и мошенников, спекулировавших на народном благочестии). Однако уточним: тех, кто или уже состоялся в этом подвиге, или чей жизненный выбор выдает, например, специфическая атрибутика вроде вериг. Из их жизнеописаний нам известны, как правило, факты периода их духовной зрелости. А что мы знаем о предшествовавшем периоде, когда с виду они были такими же сумасшедшими, как «юродивые дефицита серотонина ради»?
[2]
Юродство во Христе – самый радикальный, самый, если хотите, воинственный подвиг, требующий полного и незамедлительного отречения от важнейшего признака человеческого достоинства – разумности. Не от самой разумности, а именно от признаков ее наличия, что мгновенно низводит человека на дно общественной иерархии, обрекая его на собачье питание (не в современном смысле) крошками с хозяйского стола (со «стола хозяев жизни» – нас с вами: таких умненьких и благоразумненьких, знающих свое место и меру своих сил, способных оказываться в нужное нам время в нужном нам же месте, умеющих выбирать, с кем дружить и против кого, соображающих, когда и к кому прижаться, а также от кого вовремя отойти на почтительное расстояние, чтобы случайно не «заразиться опалой»). Причем, одно дело – подвиг юродства, «узнаваемый» благодаря вышеупомянутой характерной «атрибутике», совсем другое – такая его форма, которая напоминает эпатаж антиобщественного характера, попирающий общепринятые нормы поведения и внешнего вида.
Именно этим, наиболее трудным путем пошла Ксения – 26-летняя вдова придворного певчего Андрея Федоровича Петрова, которая после внезапной смерти супруга повела себя более, чем странным образом: на похороны она явилась в его одежде, убеждая всех, что умер не он, а его жена – Ксения; раздала все имущество нуждающимся, что еще более усилило впечатление, что она помешалась с горя (впрочем, начальство покойного мужа признало ее совершенно вменяемой, а потому имеющей право распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению). Это потом, много лет спустя, когда одежда мужа совершенно обветшала, она стала одеваться, как это показано на ее иконах: красная юбка и зеленая кофта или наоборот. А вначале – ну, безумная, что с нее взять?..
[3]
Даже в наши дни увидеть на улице открытого трансвестита – шок, а какова была реакция «здравомыслящих» людей второй половины XVIII в. при виде того, что «в ту пору прекрасную» и названия-то не имело, да еще было предусмотрено в канонах как явление недопустимое для христиан?! Это сегодня (пока) бросается в глаза и воспринимается как сексуальная девиация (опять же, пока), если мужчина оденется в женское платье, тогда как, глядя на женщину, чей пиджак застегнут «на мужскую сторону», максимум подумают, что она как-то совсем уж за собой не следит. В ту дикую эпоху, когда не знали слова «гендер», а словосочетание «гендерный мейнстриминг», скорее всего, приняли бы за что-то из судостроительной терминологии, женщина в мужском костюме воспринималась, в лучшем случае, как несчастная сумасшедшая, которой, так уж и быть, простительно оскорбление общественной нравственности неподобающим видом.
Впрочем, это взрослые могли терпимо относиться к якобы помешавшейся с горя вдове, а стаи уличных мальчишек, во все времена отличавшиеся жестокостью в отношении людей слабых и беззащитных, тем более, «непохожих на всех», никак не могли пройти мимо «бомжихи», комическим безобразием внешнего вида («в мужском образе») словно бросавшей вызов обществу (милосердная терпимость сменилась в народе почитанием, когда стали замечать, что «безумная» Ксения берет копеечку, которую тут же отдает другому бедняку, лишь от добрых людей, а если от кого-нибудь примет что-то в дар, например, товар у торговца или даст себя подвести извозчику, то дела у того человека начинают идти особенно хорошо).
Вызов, конечно же, был. Обличение, даже когда оно не является целью – это всегда вызов, но вовсе необязательно дерзкий. Кроме того, есть в обличении блж. Ксенией безумия мира один важный нюанс, который, по-моему, недооценивается. По всей вероятности, к подвигу юродства св. Ксению побудила любовь к мужу, внезапно умершему без должного приготовления, и желание отмолить его. Не было у нее цели «обличать безумие мира». И если бы не опасения об участи покойного, вряд ли она бы решилась на такой подвиг.
В чем «нюанс»? Вот, в этой ее любви к мужу, обличающей… нет, не призрачность, не преходящую природу и суетность любви мужчины и женщины, а легкомысленное отношение к ней одних и незаслуженно пренебрежительно к ней относящихся других. Чрезмерная романтизация чувств, превозносящая душевное на уровень духовного, порочна как любая подмена, но и целенаправленное низведение Божиего дара (пусть изначально при сотворении заложенного в природу человека, а не особого дара Духа Святого) в массовом сознании на уровень страсти, «химии чувств», на уровень терпимой немощи, которая, как и всякая немощь страстной природы, должна сводиться к минимуму, чтобы потом в идеале и вовсе от нее избавиться («отношения брата и сестры») – это недалеко от кощунства.
На примере блж. Ксении мы видим, что любовь «земная» хоть и не возносит на небеса, но она может послужить естественной опорой для немощного духа и, будучи просвещенной Божией благодатью, она, не меняя своей природы, преображается, преодолевая тленное и облекаясь в нетленное. Безумно как обращать этот дар во зло, впадая в своеобразное идолопоклонство, и еще более безумно пренебрегать им, недооценивая это Божие благословение человеческому роду, этот «подготовительный курс» любви духовной.
Читайте также:
Святая блаженная Ксения: святость как следствие любви [4]
Блаженная Ксения Петербургская. День памяти — 6 февраля [5]
Мы поехали к святой блаженной Ксении Петербуржской [6]
Article printed from Православие и мир: http://www.pravmir.ru
URL to article: http://www.pravmir.ru/blazhennaya-kseniya-premudraya-vdova/
URLs in this post:
[1] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/Xenia-of-St_-Petersburg.jpg
[2] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/0_80b15_cebe589a_L.jpg
[3] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/ksenia6.jpg
[4] Святая блаженная Ксения: святость как следствие любви: http://www.pravmir.ru/svyataya-blazhennaya-kseniya-svyatost-kak-sledstvie-lyubvi/
[5] Блаженная Ксения Петербургская. День памяти — 6 февраля: http://www.pravmir.ru/ksenija-peterburzhskaya/
[6] Мы поехали к святой блаженной Ксении Петербуржской: http://www.pravmir.ru/my-poexali-k-svyatoj-blazhennoj-ksenii-peterburzhski/
Click here to print.
Комментариев нет:
Отправить комментарий