О Молитве Господней (беседа вторая)(Из книги "Беседы о молитве") Митрополит Сурожский Антоний
Подход к Молитве Господней, который я сейчас хочу изложить, непривычный, и поэтому я должен взять ответственность за его извилины и за странность, которую, может быть, увидят в нем верующие, привыкшие к другому подходу.
Годами мне было исключительно трудно произносить Молитву Господню, потому что я не мог уловить, каким образом она переплетается с моей жизнью, в чем их непосредственная связь. И вот в течение долгой жизни я пришел к следующему заключению: вся Молитва Господня является как бы путем от земли на небо, путем от погибели к жизни.
Некоторые из вас, наверное, помнят рассказ о том, как древний Израиль, евреи, были в египетском плену. Они пришли туда свободно, а постепенно местные жители их поработили; и жили они горькой жизнью, в рабстве, и в этом рабстве все-таки не забывали своего Бога; из глубин этого рабства, этого горя, этой порабощенности они умели не только Ему молиться о свободе, но и воспевать Его славу.
И вот здесь начинается духовная жизнь человека, христианская жизнь: в какую бы обстановку он ни был поставлен, как бы все ни было темно и страшно вокруг него, если действительно он верующий, если действительно он верит, что ничего в его жизни не может случиться иначе как с благословения Божия, он может из этих глубин мрака, ужаса, страха воскликнуть: а все-таки, Господи, слава Твоему Царству, слава Твоему имени!.. Мрак, о котором я говорю, бывает очень разный. Это может быть мрак внешних обстоятельств, которые бывают иногда такие мучительные, страшные: голод, холод, оставленность, гонения, тюрьма, война, брошенность самыми близкими людьми; момент, когда самый, может быть, нам дорогой человек нас предает сознательно, как Иуда, который поцеловал Христа, чтобы показать, Кто Он, с тем, чтобы Его взяли на смерть... Бывает тоже, что это мрак внутренний, мрак отчаяния: жизнь не имеет никакого смысла, ее содержание настолько горькое и пустое, что не стоит продолжать жить... этот мрак может быть мраком безбожия, где тьма стелется как дым, по всей земле в глазах того, кто не верит во что-то большее, более глубокое, чем земля. Как бы то ни было, в каких бы ни были мы обстоятельствах, если действительно для нас Бог - Тот, Кем Он является: предельная красота, торжество жизни, которое мы называем любовью, то мы можем из самых глубин мрака сказать: а все-таки, Господи, слава Тебе!.. Вот где начинается духовная жизнь сознательная и, я скажу, героическая; потому что негероической христианской жизни нет вообще. Если мы способны так начать, то с нами может случиться то, что случилось и с древним Израилем: в какой-то момент некто вступит в нашу жизнь и скажет: Встань и пойдем, - пойдем на свободу, на свободу внутреннюю, на такую свободу, которой никто никогда не сможет у нас отнять. Избави нас от лукавого, избави нас от обмана, будто мы побеждены навсегда, избави нас от соблазна поверить в тьму, а не в свет, избави нас от всякой лжи, от всякой неправды жизни, избави нас от того, что нас внутренне разрушает, - избави нас от лукавого...
А дальше: не введи нас во искушение . На этом пути к свободе, к внутренней свободе, к торжеству жизни будут препятствия внутри нас, будут искушения извне: что ты думаешь о себе, живи спокойно, забудь про Бога, забудь про все, что только тебя может выделить среди людей и сделать жертвой; забудь, живи, как все, войди в стадо... Внутренние голоса говорят: а разве мало привлекательного в жизни? Сколько в ней хорошего, а вдруг придется оторваться от этого, чтобы вступить в еще неизвестную область духовной жизни? Стоит ли того?.. Страшно!.. А затем бывают и внешние препятствия; и вот тут мы действительно должны молиться крепко: Господи, не дай нам быть побежденными испытанием, увлеченными искушением, дай нам мужество и мудрость, и крепость, и смирение, и верность.
В изложении Молитвы Господней как пути к Богу мы дошли до места, на важность которого я уже указывал: прости, как мы прощаем... Это страшно важный момент. Но что значит слово "простить"? Нам всегда думается, что простить - значит забыть. Простить не значит забыть, потому что забыть может всякий, кого не очень-то обидели; он рассердился, потом обида прошла. Но бывают обиды, которые так не проходят; а вместе с этим, прощение требуется от нас; это врата, через которые надо войти: не пройдешь - не пойдешь дальше... И вот мне думается, что прощение начинается с момента, когда мы посмотрим на человека, который нас обидел, унизил, оскорбил, обездолил - и вдруг поймем, поймем нутром, не только головой, что он слабый, хрупкий, податливый человек, что, может быть, он и хотел быть другим, да ему невмоготу - слаб; и что обида, которую он нам нанес, вовсе не происходит от положительной злобы, а оттого, что он трус, малодушный, жадный, мелкий человек. И тогда на него можно смотреть совершенно новыми глазами, не как на какого-то гиганта, который нас старается или старался разрушить, а как на человека, в котором не хватило великодушия, внутренней красоты, чтобы быть достойным своего имени человека. Прощение начинается с момента, когда мы вдруг увидим его слабым, хрупким и достойным жалости. И в момент, когда мы это увидим, мы можем, так сказать, его взять на плечи, взять на себя и понести, - понести обиду, которую он нам нанес, понести последствия его злобы, понести и сказать, как Христос говорил, когда Его пригвождали ко кресту: Прости им, Отче, они не знают, что делают , - и мы можем сказать: прости ему, Господи, он просто не знает, что он делает, или: не знает, что он делал; он, может быть, даже и не думал о страшных последствиях своих слов или действий: не хватило ума, не хватило воображения, и из небольшой злобы вырос страшный поступок, который нас так глубоко ранил, который, может быть, разрушил всю жизнь...
И вот в тот момент, когда мы можем сказать: да, я понимаю, насколько он слаб, хорошо, я понесу последствия этой слабости, я понесу последствия его трусости, его слепоты, его глупости, его болтливости, его безответственности, - здесь начинается уже процесс прощения; и этот процесс может дойти до момента, когда человека делается настолько жалко, что злоба пропадает, но остается сознание ответственности за этого человека. И тогда можно молиться Богу о том, чтобы Господь его спас от него самого, чтобы Господь его спас от того, что он за человек, и от последствий этого в поступках, в словах. Конечно, это нелегко дается, это один из самых трудных подвигов, но мы должны понять, что по отношению к Богу мы ничем не лучше того человека, который нас так обидел. Ведь каждый из нас на каждом шагу проявляет отсутствие лояльности, презрение, безразличие к Богу - или непосредственно, или обращаясь с людьми так, как мы это делаем; а наше призвание - именно так обращаться с людьми, как обращался бы с ними Христос. Если мы этого не делаем, мы неверны Ему, неверны нашему ближнему и неверны самим себе.
Меня ... спрашивали: почему мы говорим в молитвах: Пресвятая Богородице, спаси нас! - а не говорим: моли Бога о нас! - как мы это делаем по отношению к святым? И мой ответ был такой: каждый раз, когда я грешу, когда я поступаю недостойно и себя, и Бога, и своего человеческого звания, и своего звания христианина, я беру на себя ответственность за страдания Христа, за Его Крест; в конечном итоге, я вступаю в ряды тех, которые были виновниками Его смерти. И когда я обращаюсь к Божией Матери и говорю: спаси меня! - я как бы говорю: Мать! Я виновен в смерти Твоего Сына; если Ты простишь, никто меня не осудит, - спаси!..
И вот так должны были бы мы быть способны молиться о тех, кто нас обидел, потому что никто не может простить, кроме жертвы. Только у жертвы есть власть простить, именно простить; и эта власть нам дана, и она подобна Божией власти нас простить.
А дальше все ясно, дальше мы доходим до предела, где мы просим Бога нас напитать пищей вечной жизни, и мы выросли до момента, когда можем сделать все, что в нашей власти, для того, чтобы быть достойными сыновьями, обратиться к Тому, Кто является Славой Божией, и сказать начальные слова молитвы: Да святится Имя Твое, да будет воля Твоя, да приидет Царствие Твое , - и назвать Бога своим Отцом.
|
Комментариев нет:
Отправить комментарий