13.19.25
(00.16) Ф.: В 1891 году барон Корф, который имел свою землю и дачу под Ириновкой, значит, предложил построить здесь узкоколейную железную дорогу от Ириновки до реки Невы. Станция находилась по Панфиловой улице на берегу Невы, конечная станция. А узкоколейная дорога
(00.46) рабочий момент
(00.49) Ф: А узкоколейная дорога проходила вот здесь как раз вдоль вот этого вот Рябовского шоссе. Расстояние от Невы, расстояние от Невы до станции современной Ржевка где-то 8 с половиной километров, верст было. Так? Теперь дальше. В последующем, в последующем, значит... так как проходили рядом с полигоном, и он мешал, то соответственно дорогу провели от Мельничь... прошу прощенья, от Бернгардовки, от Всеволожского через станцию Ржевка и построили железнодорожный мост через Охтинский разлив, соединив тем самым эту дорогу с ... с Пискаревкой. Так? Теперь далее. И, значит, остатки железной дороги отдали трамваю. С 24-го года стал ходить трамвай. Так? А вот эту частично дорогу сняли, но до... одиннадцатая верста проходила примерно вот где-то в этом месте (показывает рукой). И вот здесь по плану находилась железнодорожная станция, которая называлась Ковалево. Старое Ковалево, вот здесь она находилась. Теперь далее.
В 1942 году 29 марта на Ржевке был взрыв. Значит, взорвалось 7 вагонов с боеприпасами. Ржевка практически была уничтожена, погибло очень много народу. Радиус разброса снарядов был более двух километров, разлеталися. Мы находились где-то метрах в двухстах от этого эшелона, и наш дом, он стоял, его перевернуло просто. Мы спали дома, проснулись на улице. После этого пошли наши скитания. Дед, бабушка, две тети, дядя, их... вот здесь стоял дом Демидовичей (показывает рукой)... их поселили сюда. Почему, потому что все они работали на Ржевском полигоне – все. А мы с матерью пошли на Андреевскую улицу, так, в пустой дом и там жили до августа 42-го года.
Теперь что еще могу рассказать об этом, об этих местах. Когда началась война, то народ, который шел, беженцы, их допустили всего лишь до Ржевской площади. Они поставили, значит, там, разбили костры и жили большим табором. Для того, чтобы им согреться, там чуть не с кладбищ шли эти самые деревянные ограждения. Так? Они пришли некоторые совсем голые. Потому что было жаркое лето. Они сюда пришли и их бросили на улице. Они примерно первые, которые пошли... пошли на тот свет. Так? Их не пустили. Потому что первый пост заград, который не пустил сюда народ, проходил как раз у железнодорожной станции, и стояли никого не пускали. Второе. Вот здесь находился еще один шлагбаум, значит, что, он работал, почему? потому что вот эта дорога шла на аэродром. То есть некоторых... по вот этой дороге практически никого не эвакуировали. По этой дороге шел в Ленинград хлеб, боеприпасы и все остальное. Почему? Потому что они прикрывались полигоном. Полигон, значит, зенитные орудия не пускали. Так? А вот сюда поворачивали они, значит, на эту самую... Причем в начале войны мать моя, так как я был маленький, была послана на оборонительные работы как раз в район Ковалевского современного кладбища. Они там строили эти самые - надолбы, там еще чего-то делали. И однажды подошла машина, их прогнали, недалеко. К этой машине... из этой машины вышли в форме люди, вывели оттуда моряка. Он был без пряжки, значит, поверх фланелька. Она сказала их... нас отогнали, но недалеко: мы стояли на расстоянии примерно 150 метров не больше. Его подвели к этому самому... к подготовленной яме. Так? Прочитали, подняли ружья, выстрелили, он упал. Подошел этот самый... еще один, пощупал его эту... руку и все остальное, его спихнули в эту яму, закрыли этим самым – дерном, который был, попрыгали на ней и ушли. Я, говорит, впервые и один раз в жизни видела расстрел у меня на глазах. Это проходило примерно, где в настоящее время находится Поро... это самое... Ковалевское кладбище. Теперь далее.
Уже взрослым, прошу прощения, в 44 году в первый раз, приходя к деду с бабкой здесь. Так? А они ходили за водой оттуда и до Луппы. Вниз спускались, потому что здесь никаких этих нету ни колодцев, ничего. А вот там вот, где сейчас Цветок жизни, чуть за ним дальше, там, где Дневник Тани Савичевой, там довольно-таки глубокое место. И можно даже вплоть до того, что окунуться с головой. Потому что в другом месте... река Луппа мелкая
(07.08-24) рабочий момент.
(07.24) Ф.: Вся прелесть заключается в том, что я там покупался и лег отдыхать. В это время ребята, которые старше меня были года на 3 на 4, местные, они пришли со стороны Приютино. Так? Не обращая на меня внимания решили тоже покупаться. У них были корзинки, там лежали, что там, ягоды лежали, грибы лежали, и один другому говорит: Ты видел три сосны? То есть прошу прощения: Ты видел сосну кривую около Приютино? Так? Назвал имя местного, что у него есть фотография о том, что на этом самом, как его, на этой сосне повешено 17 человек, а внизу комиссары сфотографировались. Понятно? И вот я тогда, для меня было то есть была война и комиссары вдруг сфотографированы, я понял, что это комиссаров повесили немцы. И для меня вдруг появилась такая мысль, что неужели здесь были немцы, что они так расправились. И только спустя много времени я узнал о том, что это были наши, большевицкие комиссары, которые здесь приводили приговоры в исполнение. Так? Теперь далее.
Собирая вот эти материалы, значит, работая в ПТУ, я разговорился с Корнеевым Алексан Ивановичем. Он здесь примерно, ну, родом примерно где-то отсюда, где-то с 7-го, 5-го года он рождения. Он закончил училище ФЗУ при Охтинском Пороховом заводе одним из первых при советской власти, и мы с ним разговорились. Я принес ему книжку, которая на катерах через Атлантику. Они шли, покупали стотонники в Америке и перегоняли своим ходом из Америки через Мурманск. Еще вплоть до того, что там подписывались. И когда я ему принес, показал эту книжку. Он посмотрел, говорит: Господи, да это же Никитин Женька, который у нас здесь работал. Он пас, говорит, коров вот здесь (показывает рукой), а я пас коз. И по этой Ириновской железной дороге сюда привозили на расстрел, значит, вот примерно туда дальше есть Пороховой погреб, который остался от дореволюционных времен. Это был как накопитель, вот. И когда их вывозили, выводили из этого самого на расстрел, то они бросали записки, куда снести, кто, чего и как. Но мы, говорит, это не трогали, потому что если попадешься, не только тебя возьмут, но и всю родню заберут. Понятно? А в этом самом – я показал, что вот здесь (показывает) находился железнодорожный вокзал. Вот здесь (показывает) стояли эти самые, как называется, дома, старые ковалевские дома. Ну Демидовичи жили вот в этом месте (показывает). Ну и потом уже в последующем я уже дальше больше стал узнавать, что, чего, откуда. Мать, моя мать, встретилась с другом отца на одной из вечеринок...
13.39.09
(00.00) Ф.: Я говорю, чего раньше не говорили? – Раньше нельзя было.
(до 00.17 – рабочий момент)
(00.17) Ф.: Линия Ириновской железной дороги, построенной бароном Корфом, проходила вот как раз здесь (показывает рукой) по самому Рябовскому шоссе вот проходила до туда и на 11-ом километре привозили туда расстреливать. 11-я верста это будет 8 километров до Ржевки, и вон здесь вот, смотрите, 3 километра – сложите, сколько будет? Как раз. Так вот как раз вот здесь, мимо этих берез практически, ну может быть, где-то вот здесь (показывает) и Цветка жизни проходила эта самая Ириновская железная дорога. Была она, работала до 1924 года. Это была узкоколейка. Это не надо думать, что это какое-нибудь с локомотивом современным. Так? Почему, потому что им надо было этому Корфу, Всеволожскому и кто тут еще был, я всех не буду говорить, так как не всех знаю, вот, чтобы проехать от Невы до Ириновки. Не на телеге тащиться, а вот именно на этой самой железной дороге.
13.49.00
(00.06) Ф.: Когда началась Великая Отечественная война, то наше командование ждало, что первые сюда придут финны, а не немцы. И поэтому решили Ленинград защищать с севера. И были построены специально вот эти оборонительные сооружения. И на Пискаревке строили не дождалися финнов, и вот здесь вот (показывает) прикрывали Ржевский полигон. Эти самые, как его – надолбы находятся с лета 41-го года, они до сих пор стоят. Частично еще можно их обнаружить несколько, два, очень немного, на Ковалевском кладбище около железной дороги. Так? И река Луппа еще проходит в районе станции Ржевка и там тоже есть еще немного надолб. Там также был когда-то это самое – противотанковый ров, который рыли. Почему? потому что некоторых посылали рыть эти самые надолбы, противотанко... оборонительные сооружения чуть ли не под Лугу. А так как я был маленький, и мать работала на Краснознаменце, то ее посылали недалеко от дома. Поэтому она работала здесь. Вот на этой самой современной Ковалевском кладбище. Дальше они работали там рыли противотанковый ров, где сейчас в настоящее время находится кольцо трамвая. Был долгое время этот противотанковый ров. Частично можно там увидеть эти самые надолбы вдоль Обуховской железнодорожной ветки, которая идет от Большеох... прошу прощения, от железнодорожного моста в одной колее. Почему? потому что оттуда должны были везти пушки от Обуховского орудийного завода; еще при царе-батюшке все это было сказано. Так? На Ржевский полигон. Так? И поэтому была проложена вот эта самая дорога. Ее до сих пор в народе где как называют: Обуховская железнодорожная ветка. И там еще есть вот эти надолбы. Здесь вот мы видим их и сейчас еще до сих пор эти надолбы.
1678:1800х70=65
----------------------------------------
13.53.59
(00.19) Ф.: После того, когда моих родственников: деда, бабушку, теток, дядю прописали здесь, они стали жить, то за водой они ходили вот сюда на эту реку Луппу. Только река Луппа, через два "пе", а не Лубья. Потому что есть еще река у нас такая, приток Охты, река Лупполово. Не от того, что там луб драли, а просто это угро-финское название. Вот за эту речку, хотя здесь очень много было раков, очень много: за ночь мы брали чуть ли до 1000 штук здесь раков, так. Дальше по ней шла минога. Но я туда никогда не ходил за ту... на ту сторону. Объясню, почему. Потому что для меня это было табу. Потому что мой отец... несмотря на то, что мой отец, дед, бабки, тетки, дядьки, они все работали на Ржевском полигоне, так? Но после того, когда отца взяли, для меня было нельзя туда ходить и даже говорить, что я – сын... который был расстрелян вот здесь на этом полигоне.
14.08.00
(00.03) Ф.: Значит, первое. Хочу рассказать следующее. Мать пришла на это самое, на встречу к своей подруге. И там она встретила друга моего отца, которого хорошо знала. Так? Они с ней поговорили, она сказала, что отца реабилитировали, вот, но что, чего, как она не знала. Он сказал: Знаешь, что, Анна, я тебе расскажу все. Все, как было: что, кто, чего и как. Это говорила мать мне. Вот, обязательно в следующий раз я расскажу все о Станиславе. Они попрощались, договорились, когда встретятся. Он вышел из той веселой компании, поехал домой и попал под машину. Буквально через несколько часов после того, как они встречались. И погиб. А вот этот Цветок был сделан в начале семидесятых, в конце шестидесятых годов, четко не помню, когда. И когда его открыли, то, как говорится, для воспитательных патриотических этих самых, я решил сюда привести своих ребят. Они ходили в первый класс. Олю и Наташу. И мы, значит, вчетвером: я, жена, двое детей, пошли сюда, к этому Цветку. Что вот, мол, здесь, смотри, люди, ребята защищали город, вот им поставили этот Цветок, значит, и вы, значит, крепите, будьте, значит, все это самое. То есть патриотические все эти чувства.
Мы сюда пришли. Так? Они пришли к этому Цветку, стали, значит... постояли, посмотрели. Смотрю, стоят двое. Один небольшого роста, второй чуть-чуть покрупнее. И один другому рассказывает, что, вот, здесь еще будет Дневник Тани Савичевой, что ее чуть ли не похоронят здесь, это самое, привезут это самое. И меня, извините, меня нечистый сунул в их разговор. И я стал говорить. Я тоже знаю, что вот то-то то-то так-то так-то. И один из них, когда узнал, кто я такой, он изменился в лице сразу. И стал мне говорить, что, я когда говорил, что вот здесь вот расстреливали, он говорит: нет. Их привозили на 11-ю версту, а расстреливали на 13-ой версте. 11-я верста – это погреб. Мы с ним поговорили. Он, значит, вплоть до того, что вытащил откуда-то бутылку вина, предложил мне выпить за всех павших. Значит, про отца практически ничего не говорил, но восхищался моей матерью. Так? Что она вот такая, такая, такая, что красавица была и прочее, и прочее, и прочее. Вот. Когда мы вернулись домой, и я стал матери говорить, что я встретил товарища, который знал хорошо тебя и моего отца, описал его внешность, она мне сказала: это был Васька Дунай. Тот, который продал твоего отца. За что его и расстреляли. Он мстил ему за то, что отец перебил ему дорогу. Что Васька этот Дунай, очень ему нравилась моя мать. Очень нравилась. И он делал все, для того чтобы, как говорится, проложить дорогу к ее сердцу. Вот. Но... Вот все, что я могу сказать об этом Цветке жизни. Что как раз мы прошли от Цветка, постояли здесь, поговорили. Так? А потом, значит, пришли здесь в дом, он попросил стакан, предложил выпить, мы выпили. Второй сразу исчез. Куда ушел – не знаю. Значит, жена забрала ребят и сказала: хватит нам здесь. Мы пойдем домой, а вы, что ты будешь? Водку пить? Я говорю: нет, Люся, я не буду водку пить, но за отца и за всех остальных я выпью стакан. Все.
14.17.43
(00.06) Ф.: Когда вначале открыли этот Цветок, и ходили люди на это самое, на Цветок большой колонной от Ржевки, так, то я прочитал о том, что вот есть вот это вот самое и тоже пошел сюда. И туда сманил маму, и она тоже ходила с нами. Где-то есть фотография у меня, как она стоит это самое с дочками, с Люсей, не во главе колонны, это самое, так. Вот. А в тот год, когда я встретился с Дунаем здесь она не пошла. Но когда она пришла после этого разговора, то мы, значит, смотрим на Цветок и все остальное. Так? А она подошла сюда и стоит сумрачная. Потом ко мне подошла и сказала: А вот там (показывает) расстрелян твой отец лежит. Вот здесь, говорит, их расстреливали, как я сказал. Я-то, говорит, эти места хорошо знаю. Вот в том месте. Там происходили расстрелы.
14.27.33
(00.00) Ф.: Здесь самое глубокое место. И здесь мы выкупались, и я вылез вот сюда, и как раз солнышко, и отдыхал. Они пришли оттуда. И вот я здесь впервые услышал, что они пришли от Приютино. Так? И что у кого-то там есть фотография, где на кривой сосне повешены 17 человек, а внизу комиссары сфотографировались. Я тогда подумал, что это немцы сделали. То есть была война.
14.34.04
(00.05) Ф.: Мой дед Бутько Николай Матвеевич 1886 года рождения родился под Полоцком. И в начале века, если даже не в 900-м году, он приехал в Ленинград..., в Петерб..., в Санкт-Петербург. И устроился в Сибирский банк, который...
14.34.47
(00.01) Ф.: Его приняли. Он был младшим, этим самым, дворником. Хотя лет ему было всего лишь 14-15 лет – не больше. Но физически его природа одарила очень сильным, что о нем легенды ходили про его силу здесь на полигоне. Так? Там он нашел себе жену Анастасию, мою бабушку. Значит, в 5-ом году он был... вначале он был младшим дворником, потом он стал лифтером при банке. И в конце концов в пятом году он уже был монтером при банке. Так? Теперь дальше. Мать у... А жили они на Малой Садовой, в подвале. Не, это самое, не где Елисеевский, а напротив. Вот, теперь далее, что я хочу сказать. Сюда вместе к ним, к нему приехал его брат двоюродный один, Бутько Тимофей Николаевич. И второй брат по матери уже двоюродный, Гвоздев Федор Филиппович. Один пристроился, значит тоже монтером в банке, а второй работал на Голодае. Это завод имени Калинина – Трубочный завод. Значит, во время, когда была революция, во время революции дед этот самый Федор он вплоть до того, что был отозван, был послан от завода, чтобы встречать Ленина на Финляндском вокзале. Так? Я спрашивал деда: ты Ленина видел? А как же, - говорит. Был его у этого самого у Ксешинской смотрел. Там он выскочит на этот самый, на балкон, руками помашет. Что он говорит, никто не слышал. Потому что здесь шумели, кричали, тут все, что угодно было. Это сейчас показывают не то. Потом когда началась эта самая Октябрьская революция, а деда, так как он специалист-монтер, его, значит, определили в комендатуру. Он работал в комендатуре. Днем он работал там, благо, то, что рядом был дом, а днем он ходил убирать Пажеский корпус. Когда бабушка беременна была моей матерью. Так? То один из благодетелей, как он их звал, значит, поместил рождать, чтобы она родилась, моя мать, в Снегиревку... с этого самого. Во время революции... ну всего я не буду вам. Кончилось, значит, это самое, Октябрьская революция, в стали заводы, встали банки, фабрики и все остальное – есть было нечего. И был лозунг: У кого есть связь с этим – с деревней, пускай едут в деревню – там хоть прокормят их. И тогда дед взял мать мою, взял бабушку. Она была еще раз беременна. И поехали под Полоцк. А когда он появился там в деревне своей, недалеко эта Рудня, то, значит: откуда приехал? – Из Питера. И его, значит, там избрали в этот самый – председателем сельсовета. И заставляли его, значит, исполнять приказы этого самого – советской власти. А в то время граница проходила по-моему в 15-ти километрах от их дома. И он говорил так: Днем я начальник, а вечером прячусь везде, где угодно, чтоб меня не убили. И передали ему приказ: закрыть церковь и все, что есть драгметаллы, там на иконах и прочее – все снять. Я, говорит, пришел и снял у попа крест. А поп, говорит, крестил меня когда-то. Он говорит: Николай, что ты делаешь? – Приказано – все. там значит, Бог будет просить, ну там говорили, что нет этого самого Бога-то, коммунисты. И он снял крест с Бо... с этого – священника. И священник проклял его: Да будет проклят ты до третьего поколения. То есть дед мой и моя семья... мои родственники, то есть мать и это самое вот я прокляты Богом и все считается, что до сих пор над нами тяготит вот этот самый – рок. В последующем, в последующем, дед женился второй раз, потому что первая бабушка Анастасия, она умерла при родах в 24-ом году, а у него уже оставалось три девочки. Моя мать была старшая. Ей было в 24-ом году всего навсего девятый год. Дальше – 7 лет и 5 лет – тетки. Что делать с ними, с детьми? Он женился второй раз. И появился шурин. В первую граждан... в мировую войну он уходил из деревни простым рядовым. И над ним даже подшучивали, над его этим самым... А появился он где-то примерно в 27-ом году в деревне Тимофей Игнатьевич. Дед уже женился на второй жене, то есть это шурин, и он появился в деревне с лампасами и ромбами в петлицах. Он был в Главном артиллерийском управлении, работал. Так? И дед сразу же сказал, что я – специалист, я всего-таки монтер. Его даже на фронт не брали, потому что он был специалист. Царь-батюшка специалистов держал, не бросал в это самое – на передовую. Так? И соответственно они договорились. И этот самый, как его называется, - Тимофей Игнатьевич приехал сюда. Работал он где-то здесь от Главного артиллерийского управления, и после этого он привез сюда деда – приехал дед. И они приехали с матерью. Почему? потому что метрики были выписаны в Семеновской церкви на мою мать, что она родилась в Петрограде еще по тем... и только лишь потому, что по метрикам она родилась здесь, всех остальных, и деда моего, и прочее, прописали здесь. И они стали жить на полигоне напротив штаба, к которому мы поедем, покажем, там стали жить. Ну и уже на полигоне мать встретилась с отцом.
(07.36) ДМ: У вас вот фраза одна. Мысль о том, что мы прокляты, проклятием прокляты, она была матерью высказана, да?
(07.44) Ф: Да, матерью.
(07.45) ДМ: Если можно это отдельным предложением, что вот эта мысль, что над нами есть проклятие, высказала мама в таком-то году по такому поводу.
(08.09) Ф: Дело в том, что мать все время у меня говорила, что наша семья, наш род проклят из-за деда, и мы несем покаяние. Я с этим проклятием поехал в Троице-Сергиевскую Лавру. Ходил сюда в эту самую, в храм Владимирской Божией Матери. Так? Начал отсюда. И там разговаривал с одним священником. Я говорю, что можно сделать? Он говорит, конечно, говорит, ты его не имеешь права поминать в своих этих самых – поминовениях, потому что он проклят. Я говорю, а как чтобы, почему, потому что "возлюби мать свою и отца своего", а дед все-таки - материн отец. Я его должен почитать, мать и отца, а дед еще выше, я считаю. Поэтому я должен его тоже самое – поминать и почитать. Поэтому с этой целью я поехал туда, они сказали: ну, что? Дома можешь молиться. А так – наложено проклятие, мы ничего тебе не можем сделать. Это было сказано мне. И вот теперь что делать, я не знаю. Как мне за своего деда отчитаться? Хотя он ничего плохого не сделал, кроме вот этого: снял с священника крест. И отдал его куда там? серебряный он или золотой, я не знаю. но мать все время говорила: мы прокляты до третьего поколения.
14.44.44
(00.03) Ф: Мать наверное считала о том, что вся... все следствия, которые случились с отцом, и какую мы жизнь пережили, что все это проклятие лежит до сих пор на нас. Что лежит и на мне, и на моих дочерях. Вот уже внуки выходят из-под этого проклятия.
14.55.21
(00.07) Ф: Вот... находимся мы сейчас практически на одиннадцатой версте. От Невы. Так? Столб вон стоит – 3-ий километр. 8 километров до станции Ржевка, еще 3 километра – и одиннадцатая верста. Железная дорога проходила вот буквально вот здесь вот. И вот этот вот часть... участок, он непосредственно вел к пороховому погребу, где... Он был как накопитель, куда привозили этих самых... для того, чтобы их там расстрелять, что с ними сделать. То есть практически по этому... И здесь поставлен как раз крест в то место... как раз на том месте, куда это все ведет.
(01.01) Ф: Мама показывала направление вот там оттуда (показывает)... Ну здесь примерно показать так, вот так (показывает) сюда. А она как раз показывала, вон оттуда с того угла, где у этого самого... у Цветка жизни она стояла. Она не здесь стояла, а показывала, где Цветок жизни. Так? То есть в ту же сторону. И если пойдем туда, там по-моему до сих пор находится этот чуть ли не двухэтажный погреб пороховой.
14.59.28
(00.03) Оператор: Так а все-таки вы бывали когда-нибудь в пороховом погребе?
(00.07) Ф: Нет. Никогда. И почему никогда, потому что мать говорила мне: Не ходи туда. Потому что тебя все знают. Как только назовешь фамилию свою Фудолей и Бутько, тебя все сдадут.
15.20.18
(00.02) Ф: Когда я расспрашивал Корнеева, что он помнит об этих самых – репрессиях, то он говорил так. Когда мы пасли здесь коз и коров, то после того, когда проходили вот эти расстрелы, а тут земля очень болотистая. Потому что один только наш вот этот вот полигон стоит на Зыбином болоте. Тут очень болотистое... Да и к тому же, какая быстрая Луппа. Вот. Их зарывали. То есть сверху брось... они это самое... Проходит некоторое время, земля осыпается, и оттуда торчат руки, ноги.
15.21.17
(00.01)Ф: Коровы? Ну они проходили здесь, да еще может быть, грибы искали. Все-таки грибы да ягоды. Единственное, что меня куда-то вот здесь вот недалеко Димка притащил. Так? Тогда шли грибы и была эта самая – брусника. Причем здесь очень много черники. И что мне запомнилось, что куда-то меня притащил он очень быстро, очень скоро, так земля красная от брусники. Такое впечатление, что вот рассыпали ее. Не то, что она... а вот просто вот. Такое впечатление. Ну он же собирал, хватал грибы. Грибы тоже это самое мгновенно там росли. Вот это я могу сказать. Поэтому и Корнеев, если он говорил, что руки, ноги торчали... торчали, они необязательно ходили смотреть, где это захоронение. А вот пошли по грибы за ягоды, за это время осыпалась земля, и они это видели.
(01.03) ДМ: Как его звали, Корнеева?
(01.06) Ф: Александр Иванович по-моему.
(01.08) ДМ: А кем он был?
(01.10)Ф: Он закончил ФЗУ, как раньше говорили ФЗО: фабрично-заводское обучение при Охтинском Пороховом заводе. Так? Далее. Он был мастером токарей, потом был старшим мастером. На пенсию пошел. Когда тут, значит, гоняли тоже пенсионеров при этом самом, как его, при Никите Сергеевиче, что 2 месяца тебе платят, а потом уже не платят, как пенсионеру. И он пошел на пенсию и пристроился, насколько я помню, в Кресты этим самым... мастером для того, чтоб учить этих самых, которые сидели, узников.
(02.00) ДМ: А вы с ним познакомились?
(02.01) Ф: А?
(02.02) ДМ: А вы с ним как познакомились?
(02.03) Ф: А я преподавал там.
(02.04) ДМ: В Крестах?
(02.05) Ф: Нет. В училище Порохового завода, которое сейчас было 32-е училище это. А он приходил. Во-первых, он был почетный там, заслуженный, перезаслуженный, трудовых резервов. Понятно? С ним приходил иногда этот самый... К тому же я искал историю Охтинского этого самого, прошу прощения, училища при Охтинском Пороховом заводе. Они написали, что оно 19-го года, 1919 года 250 лет ОХК. И там было написано, что в 19-ом году где-то выступал директор этого самого, а так как мне старики говорили, что гораздо гораздее. Один только Антонов принес свои документы в историю... в музей Порохового завода... ОХК. Так его... он принес похвальный лист и этот самый – аттестат, что он закончил ремесленное училище при Охтинском Пороховом заводе за тысяча девятьсот не то 7-ой, не то 10-ый год. Понятно? Вот. А мне сказал, ищи раньше – не 19-ый. Я поехал в эту самую, в Публичную библиотеку, наткнулся на Полный свод законов Российской Империи, и за 1830-ый год там написано: "Указую создать при Охтинском Пороховом заводе школу для подготовки мастеров серного, селитерного и порохового дела для Охтинского Порохового завода, для Казанского и Шосткинского Пороховых заводов. Так? Срок обучения – 5 лет. Обучали там очень здорово, все, что могу сказать. Поступали только грамотные. По окончании там написано, сколько они получали, какое было жалование, вплоть до того, что могли выйти в офицерское звание. Значит, был в начале это самое, училище находилось на углу Коммуны и шоссе Революции
Комментариев нет:
Отправить комментарий