пятница, 10 июня 2011 г.

«ВСТРЕЧИ С РЕКОНЬЮ»: 7. 1999 г. – ЗАВЕТНЫЙ КАМЕНЬ


«ВСТРЕЧИ С РЕКОНЬЮ»: ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ ДИМИТРИЯ МИХАЙЛОВА

7. 1999 г. – ЗАВЕТНЫЙ КАМЕНЬ

Вернувшись в город, стал искать, с кем бы поехать ставить доску и икону Троицы на Заветный камень. Разумеется, взял благословение. Правда, о. Александр скептически сказал про икону Троицы: «Сопрут…», но все-таки благословил. Тогда я еще не вполне усвоил, что все в Церкви делается по благословению.  Но то, что идти в Реконь без благословения опасно, я как-то понял сразу.

Нет смысла описывать, как цепочки случайностей выводят одного человека на другого, важен результат: прямо в машине, на пути в Любытино, мы знакомимся с одним из питерских бизнесменов Павлом, который что-то слышал о моих походах и заинтересовался. Для самого Паши это, как я сейчас понимаю, тоже был этап воцерковления. Приехали мы в Любытино  30 июля, погрузили в машину памятную доску и некоторые работы отца Киры, остановились переночевать у них.

Наверное, это было слишком резким контрастом - наше радостное свободное странствие и та тяжкая неизбывная реальность сельской жизни, которая встретила нас в доме Киры. На обратном пути мы оба задумались, как ей помочь, и это выросло в целую эпопею с гуманитаркой, которую собирали в Питере и переправляли в Любытино, постепенно расширяя круг отправителей и получателей. А пока Паша просто спросил, что можно недалеко увидеть стоящего, чтобы просто прокатить Киру с сынишкой, и я сразу вспомнил Никандрову пустынь.
Фото (\Реконь 1\ВР Веб\B - foto - 1999\002.jpg) (справа) Это было праздником для них и для нас. И вот среди фотографий людей с открытыми, светящимися радостью лицами снимок, который теперь можно считать историческим. Маленький Гриша в алтаре храма около стоящей на кирпичах иконы Богородицы. Спустя год она замироточит.
            Я не обращал тогда внимания на даты, и только теперь, когда привожу в порядок воспоминаия по сохранившимся обрывкам дневников, рассеянных в разных местах, с удивлением вижу,  как часто встречаются совпадения  событий с праздниками церковными. Словно Господь дарит что-то, а мы думаем, что это мы и договорились сами, и сами благополучно съездили. Вот и сейчас я с удивлением и радостью понимаю, что мы приехали как раз под праздник прп. Серафима Саровского. Я тогда еще совсем не почитал прп. Серафима. И поставили мы памятный знак поздно вечером, когда в далеком, еще неведомом мне тогда, Дивеево народ собирался на ночную праздничную Литургию.
            Впоследствии я ходил крестными ходами из Ардатова в Дивеево, и местный священник о.Михаил говорил нам  о смысле крестного хода - это единственный день в году, полностью посвященный Богу, в молитве и в единстве с братьями. Нам Господь подарил такой же день радости.

Фото (\Реконь 1\ВР Веб\B - foto - 1999\016.jpg) (слева)   

Фото (\Реконь 1\ВР Веб\B - foto - 1999\003.jpg) (справа) Паша сам донес доску до места, и под вечер мы установили ее. У него были неотложные дела в городе. Поэтому в нашем распоряжении был только этот вечер в Рекони, но мы оба помним его до сих пор. Глубокая всеохватная тишина в сумерках над Реконькой. Время исчезает. Тишина и покой молчаливого леса и неслышно текущей реки - как прикосновение к вечности.

Паша лег отдыхать, а мне все было жаль отдавать эти драгоценные часы сну. Посидел у разрушенного моста с остатками рельс бывшей узкоколейки. Потом побродил вокруг палатки по большой лесной прогалине, где трава в рост человека. Очень хотелось удержать внутри себя эти деревья и траву, запахи, звуки. Тело хочет спать, разум подсказывает, что надо рассчитывать силы, а душа чувствует, что это может и не повториться никогда.  Сделано что-то важное, чего я еще до конца не понимаю, и в награду - эти минуты благодати.  Может быть, мы лукавим, говоря о делах, которые якобы ждут в суетном мире. Просто нечем ответить этой тишине, к которой так стремится и которой так боится душа. Других я не спрашивал, а у самого всегда было ощущение, что есть момент, после которого нельзя оставаться в этой сказке, потому что она все равно кончится. Как в «Золушке» после 12 ночи. Но тем глубже и сильнее потрясение от внезапно найденного богатства, с которым не знаешь, что делать. Раньше я любил сидеть у костра и смотреть в огонь, слушать песни и говорить с людьми, а здесь хочется слушать тишину и быть одному.

Фото (\Реконь 1\ВР Веб\B - foto - 1999\003.jpg) (слева)  Фото (\Реконь 1\ВР Веб\B - foto - 1999\007.jpg) (справа) На обратном пути мы расстались в Чудове, я поехал в Новгород. Там в Витославицах находится вывезенная из Рекони деревянная Троицкая церковь, где находилась чудотворная икона Троицы.  В ней когда-то начинал свой молитвенный подвиг в Рекони будущий отец  Амфилохий. Это дерево, как мощи, по выражению о.Павла Флоренского принадлежит пневматосфере, как предмет, проработанный Духом. Она даже в войну не сгорела,  хотя горела Покровская церковь в каких-то пяти метрах от нее.

А в тот воскресный вечер Господь подарил мне возможность даже побыть внутри. По музею дежурила молодая сотрудница Оксана, занимавшаяся именно Троицким храмом. Туристов внутрь не водили, там не было никакой экспозиции, просто тихий полумрак. Но мне и не нужна была никакая экспозиция. Стояла церковь среди деревьев  в углу Витославиц, поодаль от основной туристской тропы с торгующими, фотографирующими и просто гуляющими. Казалось, и здесь Господь выбрал привычное ей место уединения.

А из Новгорода отправился в Оптину пустынь. Хотел проверить гипотезу Николая Яковлева, что Амфилохий и Лев Оптинский были знакомы. Николай предполагал, что именно его просил Амфилохий сделать настоятелем Рекони, когда возрождался монастырь. Так что основной целью было проверить, не сохранилось ли писем Амфилохия в архиве Оптиной.

Когда брал благословение на подворье монастыря, вдруг посетила лукавая мысль, и я вернулся к иеромонаху, с которым только что говорил:
- Батюшка, а можно благословить так, что если в этом году не получится, то тогда…
- …тогда на будущий год лукавый не позволит, - улыбнулся иеромонах. - Взял благословение - действуй.

Много раз этот эпизод всплывал в памяти. Вдруг начинает казаться, что все зря, и зачем я куда-то пойду.  Город, как большой котел, выбраться из него само по себе непросто. И благословение на конкретное дело часто оставалось последним и решающим аргументом.

Путь в Оптину - по всей трассе «зеленый» свет.  Сядешь в поезд, а соседка окажется свечницей московского храма, расскажет как проехать и что увидеть в Москве. Случайный собеседник подскажет куда идти. Поможешь перенести вещи - покормят и дадут ночлег.
            Даже искушения не преодолеваешь, мучительно борясь, а словно перелетаешь на крыльях возвышенных надежд, которые меняют твой взгляд на все и на всех.
            В Сухиничах помог женщине перетащить тяжелые сумки через железнодорожные пути. Поезд в Козельск только утром, меня приглашают попить чаю. Мы попили чай, разговорились и расстались только под утро, когда мне надо было идти на поезд. Женщина оказалась проводником с железной дороги. Одинокий человек со сложной судьбой, чем то напоминает героиню «Вокзала на двоих».
            От Церкви она была далека, и мое неофитское восторженное состояние было для неее чем-то новым. Может быть этот контраст и помог нам избежать какого-нибудь из банальных и пошлых поворотов сюжета, случающихся в таких ситуациях. В тусклом мире, где она проживала, скрепя сердце, свою жизнь есть свой набор нехитрых утешений. Но про такое чудо, как Оптина пустынь она просто не знала. Да и не очень-то доверяла людям, которые ходят в храм ставить свечи, а в жизни ничем не отличаются от нее. Мы откровенно говорили об этом и о многом другом.
            Потом в Оптиной я молился, чтобы ей бросить пить, купил и послал ей икону. Переписка наша была недолгой, но встреча эта запомнилась мне. Запомнилось, как благодать, коснувшись души, словно очищает все на твоем пути.
 В довершение всего  из Сухиничей в Козельск и в Оптину добирался со старенькой монахиней Марией, тоже случайно встреченной в поезде, которая довела до самого дома наместника. 


Наместник отправил меня в издательский отдел. Я ожидал увидеть собрание суровых несторов-летописцев, и был чуть ли не возмущен, увидев вместо монашеских скуфеек сплошные косынки на женщинах за компьютерами. Мое недоумение молодой веселый иеромонах Афанасий разрешил просто: «Им же тоже надо спасаться». А потом повел меня в скит, поселил в комнате по соседству со своей кельей. Проходя мимо одноэтажного домика по соседству, сказал мимоходом, что тут жил Амвросий Оптинский. А в нашем домике, оказывается, жили его келейники. Поодаль белые домики, где обитали и другие авторы любимой мной  молитвы оптинских старцев.  Посередине храм Иоанна Предтечи, где литургию служат ночью, и запирают двери, чтобы собрались только свои, как в первохристианские времена. А в том доме жил Достоевский.
            Достоевский тут жил раз шесть. Так что «Братья Карамазовы» писал с натуры. А Гоголь, оказывается, даже просился в братию, но его не взяли. Старцы писали в отзыве о его творениях: там перемешаны тьма и свет.
Около крылечек на внешней стороне стены скита толпились женщины, ожидавшие приема старцев. Женщин не пускали сюда, как на Афон до сих пор не пускают. Честно говоря, я не сразу осознал, что каким-то чудом попал в самый эпицентр благодати.
           Про Амфилохия в Оптиной знали. О. Афанасий сказал, что письма поищут. И материалы по истории, и фото примут с благодарностью. На этом можно было, собственно, и закончить, но как-то неловко было сразу уходить, да и было ощущение прикосновения к какой-то радостной тайне, которую едва может скрыть этот всегда готовый улыбнуться иеромонах, который вставал ночью на литургию, куда никого, кроме скитских не пускали и возвращался под утро часов шесть, а в семь уже уходил на свое послушание.  Наверное, и причащался каждый день, то есть каждую ночь. Я не выдержал и спросил:
- Да как же Вы совсем почти не спите, о. Афанасий?
- Это не называется «не спите», - отшутился он, - вот старец Нектарий  действительно спал только во время чтения часов на службе.  А прихожане сокрушались: старец, а спит на службе.
 
О. Афанасий, по моим понятиям, был консерватор, и не любил модерн во всех его проявлениях - это я заметил, когда заговорил про творения о. Александра Меня. Но и тут радостный оптинский дух не позволил нам поссориться, как это бывало с другими встреченными мною людьми.  На мое несогласие монах ответил: «Вы знаете, о. Александр был очень образован. И много читал. Вы читали «Авву Дорофея»? А  «Добротолюбие»?
А Игнатия Брянчанинова?  Ну и напрасно, вот о. Александр все это читал. Может быть, Вы уже усвоили его собственные творения как младенец молоко и пора переходить на твердую пищу? Попробуйте, подумайте». И я действительно начал читать потом.
 
Один из дней я целиком посвятил Шамордину. Пошел специально пешком и не пожалел – я просто наслаждался картинами средней России, которой никогда не видел. Зачем люди едут за рубеж? Наверное, просто по незнанию.
            В Шамордино монахиня Михаила интересно рассказывала группе паломников, к которой я пристал, про бизнесмена, помогавшего старцу Амвросию строить этот женский монастырь.
            Жена этого предпринимателя ездила к старцу, а сам он долго был равнодушен к вере. Старей утешал жену: будет время  - сам приедет. И однажды, к удивлению жены, муж решил ехать с ней.
            Около скита толпилось множество людей, приема ждать было долго, и он с раздражением стал ходить, рассматривая богомольцев. Внимание его привлекла пара, старушка и мальчик, сидевшие в стороне. Он подошел к ним и спросил:
- Ну а вот вы зачем тут?
- У нас сгорел дом и больше ничего нет. Мы приехали к о. Амвросию спросить, как теперь жить, - глядя в глаза ему, просто ответил мальчик.
            Этот эпизод стал поворотным в судьбе предпринимателя, детская вера, с которой он встретился здесь, настолько потрясла его, что он уже сам стал терпеливо ждать встречи со старцем и после долгой беседы с ним вышел в глубокой задумчивости. Потом много раз приезжал, стал помогать монастырю.
            А впоследствии удостоился видения Богородицы, Которая повелела ему оставить свое дело на Ее попечение, а все силы приложить к помощи о. Амвросию. Помощники и компаньоны удивлялись успешному развитию бизнеса, а сам глава фирмы в это время почти безвыездно жил в Шамордино,  приняв на себя руководство хозяйством. Там и сейчас сохраняется его дом.
            Ходил в это время по Шамордину блаженный, забивал в разных местах колышки и приговаривал:
- Крестов-то, крестов сколько! А галок-то, галок-то сколько!
Узнав об этом, старец призвал блаженного к себе, долго говорил с ним, а после велел помечать его колышки на плане. По этим колышкам построен был пятнадцати(!) купольный собор.  А число монахинь («галок») было более 800!

Каждый день я думал, что сегодня пора и честь знать, но о. Афанасий весело спрашивал: «Так Вы ведь не сегодня уезжаете?» - и я отвечал с удивлением: «Да, конечно не сегодня», и вновь начинались открытия и неожиданные встречи.
Помню, как зашел на могилы новомучеников. Монах рассказывал, как здесь однажды исцелился сухорукий, говорил о тех, кто здесь лежит. Встретил там девушку, которая исцелилась от неизлечимой болезни… чтением Евангелия. Когда врачи уже опустили руки, она решила читать его столько, сколько сможет, желая умереть за этим занятием - и смерть отступила. И вот она приехала понять, что дальше делать, как жить дальше.
Помню, как стою в очереди к кресту, и когда монах возлагает крест на голову почему-то закричавшей женщины, она падает, и какой-то голос из нее говорит «Убили, убили меня». Я бросаюсь поднимать и возмущенно отвечаю: «Ты что говоришь-то,  это жизнь…», а иеромонах, улыбнувшись, велит дать ей святой воды и окропить.
            Помню, как иду по чудесному, просто райскому саду в скиту и вижу спелые яблоки. Приходит мысль - почему бы не съесть яблоко?  Жаль, думаю, что монахам недосуг их собирать. Сорвал, съел, вкусно. Навстречу идет монах.
- Отче, почему вы не собираете яблоки, они у вас такие хорошие?
- Так ведь до Спаса не вкушаем, - разводит руками монах и идет дальше. А я смущенно останавливаюсь и очень живо представляю себе аналогичную сцену в райском саду в самом начале человеческой истории.
Все вокруг так необычно и радостно, что я удивляюсь словам мальчика, который просит меня проводить его через лес, отделяющий скит от монастыря. А он в свою очередь восхищается моим мужеством, ведь тут же кругом ходят сатанисты.  Это придает новое направление моим мыслям, поскольку до сих пор сатанисты никак не участвовали в моем представлении об этом рае на земле. И вдруг оказывается, что здесь не рай, а линия фронта.
 
Один из наиболее компетентных в истории среди монахов, о. Филарет,  выслушав мои рассказы о Рекони и Амфилохии, задумчиво сказал: «Вам необходима духовная цензура. Знаете, бывает так, что человек яркий, одаренный, много делает и на виду, а он - душевен. И наоборот. Слушайте, а Вы почему так далеко забрались? У Вас в Питере непаханое поле для историка. Запишите вот имена». И дальше был список из полутора десятков имен, который я, к великому стыду, потерял.
Он добавлял о каждом пару слов, и в конце у меня было ощущение, что он знает Питер гораздо лучше меня. Я не слыхал ни этих имен, ни этих историй. А ведь он называл недавно скончавшихся праведников.
Я не оставил надежды заинтересовать монахов и робко предлагаю:
- Если братия пожелает посмотреть Реконь, я бы провел, показал.
- Нам лучше сидеть в монастыре, а не путешествовать. Если на один город приходится один бес, то на одного монаха – тысяча, - улыбается о. Филарет.

Вернувшись, я собрал ребят и несколько часов рассказывал им по свежим следам, и в заключение как-то вырвалось: «В общем, все, что написано в Евангелии - правда». И еще месяца два не покидала меня радостная оптинская благодать.
 
Это время было периодом открытий не только для меня. Поскольку туризм был у нас в семье почитаемым делом, мама с интересом выслушивала, а потом и прочитывала мои путевые рассказы.  Реконь еще раз сослужила мне добрую службу, соединяя два берега расколовшейся пополам жизни.
Мама к тому времени уже не могла ходить далеко, но как раз на этот, последний период ее жизни пришлось ее активное воцерковление. Пришла она к вере только в 60 лет и долго не могла найти себя в Церкви. Помогла встреча с женой отца Алексея, которая однажды упомянула в разговоре туризм и ориентирование. Это был прорыв. Оказалось, что самые заветные, дорогие воспоминания можно не вычеркивать из памяти. Мама была судьей республиканской категории по ориентированию, и с этой темы постепенно началось их общение с матушкой отца Алексея, завершившееся курсами катехизации в Чесме, а потом - настоящим, неформальным вхождением в жизнь прихода.
Интересно, что все мои попытки выполнить просьбу мамы идти с опытным диаконом  Алексеем или хотя бы в заранее собранной компании неизменно терпели неудачу. Это еще одна закономерность, к которой трудно привыкнуть: здесь команду собираешь не ты. Что бы я ни планировал, все происходило иначе. И лучше, чем я мог себе представить. Мама сперва сердилась на мое непослушание, потом плакала, а потом просто стала молиться все дни до сообщения о благополучном возвращении. Когда я впоследствии собирал у многих людей всякие бывшие им в Рекони видения, откровения и голоса, появления зверей и плутания в болотах, я иногда ловил себя на мысли, что со мной-то там ровным счетом ничего не происходило - наверное, по маминым молитвам.



Осень 99-го года стала периодом благотворительности. Это тоже было что-то принципиально новое. Мы даже не представляли, какие бездны нищеты и безнадеги откроются  всего в 350 км от благополучного Питера. А впоследствии окажется, что и благополучный Питер  скрывает такие же страшные язвы под дымовой завесой показухи.  Началось с того, что мы с Пашей отправили семейству Киры полученную в Чесме «гуманитарку».  Но это было очевидно мало. От Киры пришло письмо, обращенное не лично ко мне, а ко всем нам. Видимо, наши деяния в Рекони навевали мысли о силе и могуществе таинственного питерского братства, члены которого напоминают героев фильма «Неуловимые мстители», внезапно появляясь там, где их никто не ждет. Речь в письме шла о двух многодетных семействах, которые в силу специфики работы оказались в поле зрения Киры. Началась поучительная история, и если хотите почитать об этом, читайте ниже…

Благотворительность как она есть

Любытино Новгородской области. Место это еще недавно было типичной новгородской глубинкой, до постройки дороги летали на самолетах местного сообщения, как рассказывают старожилы. Километров 80 на юго-восток от Малой Вишеры.
            Собственно Любытино маленькое, но административным усилием оно сделано значительным за счет хуторов-спутников, один из которых – деревня Большой Городок, где и живет Кира. Квартирка ее расположена на втором этаже двухэтажной хрущобы сельского типа. Это нечто еще более ужасное, чем городские хрущобы, потому что трудно представить себе более дикое зрелище, чем городскую квартиру с деревенским очагом и дровами в коридоре. Здесь нет телефонов, и вопросы типа "А если что случится" повисают в воздухе.
            Случается же часто. Район красочно называется "Чикаго" за своеобразные нравы, которые возникли на стыке двух эпох и культур. Некогда здесь был колхоз, от которого теперь остался мрачноватый пейзаж постиндустриального типа, как в фильме "Сталкер" – зияющие провалы в окнах бывших корпусов, диковинные части каких-то огромных сельхозмашин. Добавьте к этому разбитые колеи, наполненные жидкой грязью и нестеровские персонажи – пара мальчиков тащит какую-то тележку, маленький сзади толкает, большой впереди тянет, -  вот так странно выглядит место сие.
            Люди не меняются так быстро, как хотелось бы реформаторам, они еще не успели понять, что случилось, найти себя и никто не позаботился о них. Но колхоза больше нет, его уже не будет. А что будет? "Светопреставленье будет, да и все, чему еще быть-то" Так ответила мне одна из местных жительниц. Не все готовы смириться так, как эта пожилая женщина. Но энергия сопротивления выдавливает в любом из них остатки цивилизованных отношений. Пьют, воруют,хулиганят. Как метко заметил капитан Жеглов в исполнении Высоцкого, правопорядок в стране определяется не наличием воров, а способностью государства их обезвреживать. В этом смысле правопорядка нет.
            Но, как и раньше, растут и вновь рождаются в этот страшный мир дети. И по традиции в сельской семье их больше, чем в городской. Не 12-15, конечно, как раньше, а 5-7 ребятишек в доме. Родители не могут дать им даже обуви и одежды, чтобы ходить в детсад. И тогда они становятся клиентами Киры Соболевой, социального педагога. Это грустная работа, ходить в любую погоду по этим домам и заниматься с детьми, которые дома ходят в одном белье, а на улицу по очереди, и не меньше, чем трое в одной комнате одновременно. Нам в городе, слава Богу, пока неизвестны такая обыденная и беспросветная нищета и жизненный тупик.
            Один Бог знает сколько раз обшаркан Кирой порог собеса и все зря.. И шагает она зимой со своей маленькой кампанией на праздник в детскую библиотеку: при двадцати градусах мороза малыши в резиновых сапожках. То слева упадут, то справа, хоть под мышкой неси. Социальный педагог живет не лучше своих подопечных.
            У самой дома часто двухлетний сын болеет.  Поэтому часто приходится "кооперироваться "с мамой.
Мама живет в более цивильной части поселка, у нее старый дом с участком, где сообща ведут натуральное хозяйство. Мама машинистка в конторе электросетей. Платят мало, но более стабильной работы, чем электричество и лесовоз в этих краях нет. Компенсации здесь не платят по году и отоваривают как кому повезет – зачетом земельного налога, мебелью или ничем. Денег нет в принципе. Отец живет неподалеку, но из-за постоянных пьянок и сопутствующих им явлений матери пришлось его отселить. Однако в трудные времена он приходит, его кормят.  Дом стоит на самом краю оползающего обрыва над рекой, и осенью забор уже рухнул в реку. На очереди сарай, а там уж и дом. Квартира ничего не значит по сравнению с потерей участка и мелкой живности, дающих жизнь. Продать и купить новое не получается.
            Отец убежденный атеист, но обе женщины верующие и молятся Богу. Надеяться на людей трудно. Хотя взаимопомощь здесь такая, какой в городе не увидишь, иначе не прожить.
            Было время когда Кира работала в местной газете. Писала о многом, но больше всего любила писать о заброшенных святых местах и забытых всеми стариках, населяющих умирающие окрестные деревни. Он отвечали ей искренними и живыми рассказами, и под ее пером этот бесценный материал превращался в проникновенные очерки жизни, которая при всех обстоятельствах – праздник, который всегда с тобой. Здесь есть много таких как она людей, которые без крика и надрыва, но горячо и искренно любят свой край. Собирают то, что можно собрать и спасти. Они на Атлантиде, по которой идет уже вал наступающей воды.
            За какие грехи районное начальство или газетное не полюбили ее, не знаю и не интересовался. Факт в том, что другой работы, другого жилья и вообще другого варианта жизни ей не оставлено.
             В местной церкви недавно сменился настоятель. Теперь настоятелем стал молодой, 20 лет,  батюшка. Батюшке несладко, в поселке активно действует опытный пастырь, перешедший в Зарубежную Православную  Церковь. Идет борьба, в которой ошибки не прощают.Трагикомедия так и называется "Любытинский раскол". Но ведь это настоящая трагедия для людей, у которых Церковь действительно последнее утешение.
            Меня "познакомил" с Кирой о.Амфилохий, старец, восстановивший Реконскую пустынь, расположенную неподалеку от этих краев. Кира писала о ней в "Софии" новгородской. С этого общего интереса к истории началось наше знакомство.  Но трудно говорить с человеком о святой старине и не заметить  того, о чем написано выше. Первая партия одежды, обуви, продуктов и книг ушла в Любытино в Покров.  Вторая в день Казанской иконы Божией Матери, а третья на Введение. Так получалось отнюдь не по планам людей. Наверное, Богородица помогает нам и хранит дом Киры Соболевой - он каким-то чудом три раза служил и местом хранения, и местом распределения помощи. Отдадим должное ее мужеству и помолимся о ней.
            В эпоху тотального взаимного недоверия людей приходится удивляться, что милостью Божией возник ла и действует цепочка доверия церковных людей, лично знающих друг друга - и среди тех, кто отдает, и среди тех, кто получает одежду, обувь, деньги, продукты. Это один из примеров того, что вера размером с горчичное зерно может двигать горы. И редкий пример "обратной связи".
            Пока собираю помощь, часто спрашиваю себя, зачем так все устроено. Может быть как с тем евангельским слепцом, о котором Господь сказал, что не согрешил ни он, ни родители его, но на нем должны явиться дела Божии.
                                                           Дмитрий Михайлов,   21.12.1999
Далее следовал адрес Киры, поскольку предполагалось, что каждый сам пошлет то, что найдет нужным. Но получилось так, что автор вскоре вынужден был стать сборщиком, а чуть позже и экспедитором первой машины гуманитарной помощи страждущих городских христиан своим еще более страждущим сельским братиям. Как писал апостол Павел, «чтобы была равномерность». Потом это повторялось еще восемь раз, став на целый год фоном моей жизни.

Этот текст был размножен тем же ризографом, что и молитвы для болящих, которые раздавали наши сестры милосердия, и пошел по рукам, вызывая однозначную реакцию. Вскоре пошли первые узелки с вещами, которые стекались в мою комнату, расположенную  как нельзя более удобно для таких целей.

Первый этаж старого дома на Петроградской стороне, дверь квартиры вровень с мостовой. Время чеченских событий, по ТВ репортажи о взрывах, повсюду проверки и опечатывание подвалов, мелькают сообщения о мешках с гексагеном. А тут чуть ли не каждый вечер разнообразные дешевые легковушки подъезжают, из них вылезают бородатые мужики и выгружают ко мне белые мешки из-под сахара с благотворительными шмотками. Я до сих пор удивляюсь, как нас «не замели» ребята из ФСБ.

Милиция оказалась более бдительной. Иду как-то раз от очередного промежуточного сборщика вещей около Иоанновского монастыря. За плечами огромный туристский рюкзак,  в руках большой мешок из-под сахара. Машины не оказалось, а расстояние не велико. Иду с остановками, отдыхаю. Время около часа ночи. Вдруг за спиной голос, приказывающий остановиться. Оборачиваюсь – два милиционера с автоматами.
-         Что в мешках?
-         Вещи.
-         Какие?
-         Разные.
-         Откуда?
-         От знакомых.
-         И куда?
-         Домой.
-         А документы есть?
-         Нет, я тут близко живу. Дома все документы.
-         Пройдемте в отделение, там разберемся.
-         Да вы что, ребята? Я же не террорист, не гексоген тащу. Можете посмотреть.
-         В отделении и посмотрим. Пройдемте.
В отделении я убедился, что шутить с милицией нельзя. Трудная работа отбивает у людей чувство юмора. Когда я вспомнил, что у меня с собой пропуск в Братство св. Анастасии, они  почему-то при слове «братство» стали еще более недоверчивыми. От серьезных дядей меня избавило обаяние нашей  старшей сестры, которой они даже по телефону поверили больше, чем мне лично.

Второй раз меня выручил прп. Серафим Вырицкий. Аналогичная сцена в поздний час на Кронверкском проспекте завершилась обыском, в ходе которого была обнаружена икона Преподобного, после чего милиционеры переглянулись, старший козырнул и разрешил мне следовать далее.


Много чего еще было. Если все это описывать подробно, можно накропать православный триллер. Но жизнь не водевиль и не триллер, а трагедия. Об этом как-то забывается в городе, и даже собирание вещей идет в несколько иной тональности, чем их раздача всего в пяти часах езды на машине от Питера. Ощущая этот диссонанс, мы договорились с Кирой о таком варианте обратной связи, который сочетает неформальный отчет и небольшой рассказ о той жизни, которую надеются улучшить своими даяниями городские благотворители. Эти рассказы несколько отрезвляют, когда голова начинает кружиться от сознания своей праведности. И помогают почувствовать, что мы – Церковь, мы все очень нужны друг другу.

Ниже идет текст Киры Соболевой, содержащий такой отчет.

Нечаянная радость

14 октября 1999 года, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, в наш маленький городок прибыл долгожданный необычный груз. Соседская ребятня выстроилась в шеренгу рядом с элегантным микроавтобусом и, покусывая пальчики, наблюдала разгрузку неиссякаемых тюков, свертков, опоясанных бечевкой картонных коробок.
            Так в день радости о милостивом заступничестве Пресвятой Богородицы водворилась нечаянная радость и в нашем усталом городке: разгружались продуктовые наборы, книги, одежда, собранная петербуржцами из Братства св.Анастасии Узорешительницы. Груз был адресован нуждающимся поселка Любытино, самого обычного городка Новгородской области.
            Не потому ли до последнего момента не верилось в то, что помощь может придти, что городок наш воистину обычный, и живет в нем усталость и безразличие. Как водится, великое множество безработных. Остановлены все предприятия, заброшено сельское хозяйство, пуст районный бюджет. А в семьях, вопреки всему растут дети, требуют внимания старики, теряют силы и надежду простые люди, которым еще жить и жить.
            Совершилось чудо. Сейчас, когда последняя вещичка нашла своего хозяина, а на улицах я встречаю ребятишек, одетых в курточки, которые всего 3 дня назад я извлекала из тюков и свертков, я хочу засвидетельствовать нашу огромную благодарность вам,  оказавшие нам помощь незнакомые добрые люди.
Вы принесли во многие семьи радость, а во многие и нечто большее. Мне часто приходится видеть бедность, беззащитность и безысходность. И то, как все это опустошает людей.
             И я уверена, что именно тогда, именно в это время очень необходимо получить весточку о том, что твоя  горечь не напрасна, что среди своих сложных судеб люди милостивы друг ко другу. А значит и ты должен жить и миловать того, кто рядом.
            Встречая и провожая наших труждающихся и обремененных, я подумала, что они достойны того, чтобы об их судьбах узнали. И вообще важно чтобы мы были знакомы. Поэтому я составила дневник акции "Нечаянная радость".
Знакомьтесь – вот люди, которым вы помогли.
16 октября. Первым был обретен Игорь. И не случайно – трудно вообразить кого-нибудь бесприютнее. Свой хлеб он добывает тяжелым трудом. В деревне в любой семье найдется работа, которую хозяин всегда обреченно откладывает "на потом". Эта работа и достается Игорю. Расплачиваются с ним нехитро – накормят обедом, сунут пригоршню мелочи. А иногда обходится дело и без оплаты – да кто он такой, этот парень – ничей родственник, ничей друг, даже ничей сосед.
Игорь – типичный детдомовец, попавший в типичную для таких ребят ловушку. Квартиры лишился по неопытности, с работы сократили, друзьями обзавестись не удалось – сказываются особенности коллективного воспитания.
Оказывается, немногие достоинства заменят свой угол и простой жизненный опыт. Вот и подается Игорь то на заработки в город, то опять к нам в поселок – "Не могу отсюда уехать навсегда. Словно если Господь здесь прописал."
И каждый раз, видя его, высокого и худого, таскающего навоз, рубящего дрова, копающего землю, я тихо радуюсь – жив ! "Плохо, когда за работу не кормят. Я не успеваю восстановить силы. Худею." - жалуется  Игорь.
Игоря заворожили книги. Долго и тоскливо перекладывал он Акиро Куросаву, Ингмара Бергмана. Читает он много, а к эстетике книг вовсе неравнодушен и  десяток этих книг с удовольствием поставил бы на полку у себя дома. Но полки нет, нет и дома, а лишний груз для бомжа – роскошь непозволительная.
            Он и для выбранной одежды не сстал делать исключения - тут же одел на себя три рубашки, свитер, пару брюк, коротенькую курточку, сверху нааатянул свою затасканную фуфайку, мокрую с обеих сторон - снаружи от дождя, изнутри от пота. Обрадовался продуктам: "Попьем чай с Ликвидовной".
            Лидия Викторовна ! Я забыла про Вас, хотя видела совсем недавно. Грузная фигура, отекшие ноги, одежды в Вашем немыслимом стиле - сплошь разноцветные заплатки и вязаные вставочки. Но все тот же восторженный взгляд голубых, широко распахнутых глаз.  Мы вместе работали в редакции районной газеты - и я любила Ваши статьи, эмоциональные и безнадежно необъективные. Вы и в жизни не были готовы расплатиться за свою щедрость и доверчивость - попрошайки ходили за Вами табуном.
            Выйдя на пенсию, Вы ушли, прижимая к груди пухлые папки с неопубликованными статьями, а сейчас заканчиваете труд всей своей жизни - лексический словарь наречий Новгородской области на 15 тысяч слов.
            Я верю рассказу очевидцев о том, что просидев в болезни несколько дней без воды, Вы попытались штурмовать обледеневшую горку у колодца в резиновых сапогах. Ох, эти резиновые сапоги, универсальная обувь для неимущих на все времена года! Резина - это не войлок и не кожа, она не изнашивается десятилетиями. Вот и уродуют холодные, скользкие сапоги и без того больные старческие ноги. Вот и тогда Вам не удалось подобраться к колодцу, и Вы скинули сапоги и победоносно зашагали босиком по ледяной дорожке.
            В самом большом пакете мы с Игорем нашли теплые и удобные сапоги. Сюда же плащ, пальто, пару теплых юбок. Это, конечно, не так самобытно, как Ваши заплатки, но гораздо теплее.
            Игорь то из одного, то из другого угла комнаты приносит то шарфик, то платочек:"А это можно Ликвидовне?"
Эти вещи еще помнят Невский проспект. Низкий поклон Вам, Лидия Викторовна. Продержитесь еще. А я расскажу о Ваших слезах  и словах благодарности.


            17 октября. Через общих знакомых нашли Веру. Она расплакалась. Выбирая вещи, тоже плакала. В последнее время Вера всегда плачет. Она отставной главбух, ныне сторож на две ставки. Увы, у нас сторож -  самая популярная работа. Необходимо же контролировать разграбление навсегда почивших корпусов завода, гаражей, зданий складов с давно выбитыми стеклами. Беда в том, что оплачивается эта работа так, что сторожу хоть самому двери подламывай.
            У Веры старший сын болен психически, у младшего туберкулез. Муж,- явление типичное,- вечнопьяный безработный. Они   разведены, но живут под одной крышей - в деревне разменять квартиру нереально.
Недавно Вера попыталась завести козочку, ччтобы поправить здоровье младшего сына. Однако через три месяца ей пришлось вернуть свою рогатую кормилицу - нет возможности накопить денег и выкупить козочку.
            Женщины устроены удивительно. Встретились мы дня через два, и она тянет из-под обшлага своей куртки оборочку блузки, сверкает глазами:"Узнаешь - блузка ваша. И юбка тоже. Первая обновка за три года. Спасибо, спасибо."

            18 октября. Сегодня пришли сами виновники этой небывалой акции, мои любимчики, Бертовы. Семья, где растет семеро мальчишек, светловолосых, голубоглазых, похожих друг на друга, как ромашки на солнечном лугу. Не все просто в этой семье. Но самое главное - есть дети, которые растут и тянутся к солнцу, и родители, которые их, непосед, любят.
            Почти одновременно подошли еще три многодетные семьи. Могла ли я подумать, что настанет день, когда этим людям можно будет помочь. Сколько у нас было передумано невеселых дум. Я пыталась что-то делать, но, как правило, ничего не выходило. Я привычно разводила руками и оставляла их делить свои проблемы на общее число голов и головенок в семье, и мыкать эти проблемы своим, частным образом.
            Детишкам усталых, издерганных родителей детсад необходим и как щит от взрослых проблем. Но если дома перештопанные носки и выцветшие колготки не играют особой роли, то для похода в детсад в таком виде необходим особый род недетской отваги. Обжегшись на этом, я твердо решила приводить своих маленьких протеже в детсад только во время тихого часа, когда они смогут, побросав на лестнице свои вечные резиновые сапоги, смело носиться по спортивному залу, беззаботно отсвечивая дырявыми локотками и путаясь в не по размеру больших колготках.
            Я помню, как семилетних умниц, уже вполне готовых к школе, оставляли на год-два дома, не имея возможности купить необходимое для первоклассников приданое. Помню, как одна мама водила своих детей на прививку к врачу. Пока она была на приеме у врача с одним ребенком, остальные сидели в скверике. Возвратившись, она раздевала уже осмотренного ребенка, переодевала в эту единственную "парадную" одежку другого и шла на прием уже с ним. Так же с третьим и четвертым, соответственно, только успевая подгибать обшлага свитера и штанишек.
            Спутанные волосенки, горящие глаза, доверчивая рученька в моей руке. Вы не знаете, как трудно бывает мамам. Вы тихонько хвастаетесь:"Ты когда-нибудь пробовала пряник? Я - да".
            В этот день детскую одежду разобрали всю. Валентина Бертова развела руками: "Ну теперь никаких дел. Пока все вещи не разберу - не успокоюсь." Из окна выследили соседа, уговорили его подогнать к подъезду тракторную тележку, с радостным визгом погрузили тюки с обновками и сами торжественно уселись сверху. Махая из окна рукой, я подсчитала: 4 семьи, тракторная тележка одежки-обувки. Неплохая арифметика.
            Горы одежды заметно уменьшились. Даже не горы это, а скромные холмики. Акция наша движется к финалу.
Нашла побитый молью детский трикотажный свитерок, несколько шапок и шарфиков. Это - Надежде Герасимовне. У нее ни одна ниточка не пропадет. За свои 72 года эта удивительная женщина переболела большинством мыслимых болезней, а недавно еще и сломала ногу. Но одна почти не бывает. Люди к ней тянутся, навещают, тормошат. А она дни напролет возится с лоскутками и обрывками пряжи. Весь дом в самодельных ковриках, накидочках, салфеточках. Их она и дарит или отдает за бесценок, так, за печенье к чаю. Говорит, что руки привыкли к работе, тоскливо в покое. Как ни пройдешь мимо ее дома - видишь в окне склоненную седую головушку. Жалуется, правда, что пряжа подошла к концу, но это не беда. Вот Вам, Надежда Герасимовна, работа для рук и повод для молитвы.
 
            19 октября. Сегодня я обнаружила страшную вещь. Те люди, которым я недавно помогала - еще не бедняки. Существуют другие люди, живущие вопреки многим естественным законам. Как они выживают - загадка.
Рядом с моим домом стоит еще не совсем разворованный завод по переработке льна. Изредка, два-три раза в год, путем каких-то немыслимых взаимозачетов, туда завозят партию льна, неизвестно откуда вызывают рабочих и, проработав пару недель, завод вновь затихает. Только рабочие эти с каждым разом все больше становятся похожими на тени.
            Людмила Викторовна Малышева работает на этом заводе сторожем. Ее оклад 100 рублей. Деньги выплачивают редко, большей частью после очень нечастых пробуждений предприятия. Вчера выдали аванс, - 50 рублей, - и просили больше не ходить и не просить. Работу ссменить невозможно: до пенсии осталоссь два года. Да и была бы возможность - все равно не взяяли бы.
            Изо всей семьи с Людмилой Викторовной остался двадцатитрехлетний сын, недавно демобилизовался из Грозного. С работой ему тоже не везет - везде попадает под сокращение. Правда, недавно предложили работу охранником. Вместе с матерью месяц собирали лекарственные травы, сушили, сдавали в аптеку, но заработали-таки деньги, необходимые для поездки в Новгород, где необходимо было пройти медкомиссию. Но вновь не повезло - медики обнаружили язву желудка и дали медотвод.
            Одежда у Людмилы Викторовны - предмет штучный. Нательного белья - одна смена, чтобы не стыдно было в общественную баню сходить. После этого мероприятия белье убирается обратно в шкаф. Юбка у нее одна, но хорошаяя, теплая. правда, вытянулась так, что приходится как раз от подмышек до голени. Недавно отправилась она в этой юбке за дровами, да запуталась в подоле, упала, разбив колени в кровь.
            А если вещи выцветают от долгой носки, тетя Люда знает один замечательный рецепт -  вещи можно покрасить соком ежевики с отваром душицы. Цвет получается темно-коричневый и очень стойкий.

            20 октября. Сегодня забрала последние вещи Людмила Викторовна и ее сослуживицы. Привели они и Тамару, красивую молодую женщину, которая готовится встретить зиму в ветровке и шелковом летнем платье.

            21 октября. Люди продолжают приходить и звонить. Я извиняюсь перед ними - все. Теперь нужно попытаться молиться. Кто-то соглашается, кто-то молчит. Прости нас, Пресвятая Богородица. Не остави нас, грешных.
* * *
Все это радостное и тревожное время трудно описать в двух словах. Если помните, тогда как раз были повальные опечатывания подвалов и пристальное внимание к жителям первых этажей, поскольку боялись террористов. Гремели взрывы. Гибли люди. Все время передавали тревожные сообщения по ТВ. И в это самое время чуть ли не через два дня на третий на мой первый этаж по вечерам какие-то люди грузили белые мешки с собранной по всему городу одеждой. Удивляюсь, почему нас тогда ни разу не взяли.

Надо сказать, радость за бедных людей в Любытино всегда сопровождалась волнениями за Киру, поскольку все вещи, деньги и продукты передавались ей. Однажды мы с Пашей, прождав целый день сообщения на пейджер и отчаявшись дозвониться, решили под вечер просто сесть на машину и поехать в Любытино. Предусмотрительный Паша в последний раз позвонил… и попал на недоумевающую Киру, которая давно позвонила в Питер, отправила сообщение на Пашин пейджер, она потом даже показывала нам квитанцию за телефонные переговоры. А пейджинговая компания утверждала, что никаких сообщений не было. Вот истинная цена лукавых технических достижений. Они приучают нас доверять их надежности только ради того, чтобы подставить в самый «пиковый» момент. А может быть, Господь попустил это переживание, чтобы мы осознали свою ответственность за все, что может случиться и только по милости Божией не случается с людьми, на которых мы возлагаем благое бремя.

А теперь пару слов о питерских благотворителях. Эта разношерстная компания состояла подчас из диаметрально противоположных людей, разной степени церковности.  Кто-то помогал вещи собрать по знакомым, кто-то на своей машине часто в совсем неурочное время объезжал город, кто-то приезжал паковать и грузить. Интересно, что общее восприятие акции помощи было как бы продолжением или возрождением традиций неформалов. Как-то странно отразилось в нашем сознании укрепление Церкви и становление «официальной» церковной благотворительности.
            Может быть, это ощущение не совсем верное, но от крупных благотворителей-посредников типа ХМДС (Христианский межцерковный диаконический совет) мне не удалось получить ничего. Кроме предложения написать кучу бумаг для рассмотрения планов на будущий год. Эти ребята с хорошими зарплатами и богатыми спонсорами за рубежом просто не понимают, что именно сегодня мы знаем людей, которым надо помочь. Такой лейтмотив противостояния официозу был и эту черточку надо отметить. Она совсем не согласуется с церковным представлением о благотворительности и ее смысле, но мы пришли в Церковь такими, какими пришли.

Как собирается помощь?
Обращаешься к серьезному человеку. Так и так, все расскажешь. Выслушает. Подумает, устало склонив голову. Чувствую, что думает не о любытинцах, с ними все ясно. Обо мне мыслит. Далее в зависимости от степени воцерковления. Если просто бизнесмен, текст такой примерно: «Ты пойми, парень, это не решение проблемы. Это не спасение. Полумера. Да и что толку спасать одну деревню, когда вся Россия так живет. Кстати, а почему это так далеко помогать взялись? Уж если между нами, то и поближе есть места похожие. Да ты, между прочим, факты эти проверял? (Если незнакомый – еще намекает, что и самого меня хорошо бы знать получше)
А что касается конкретики, то надо работать на соответствующем уровне. Вагонами, эшелонами, да на постоянной основе. А ты какую-то машину вшивую тряпьем набить и продукты в универсаме купить на полторы тысячи – несерьезный подход. В общем иди, перень, подумай на эту тему.»
Если церковный, то вдобавок следует совет всякое дело начинать с молитвы, являть собой и созидать вокруг то поле добрых дел, в которое Господь приведет тех, кто мне нужен. В общем иди и трудись, молись, дерзай, чадо.

Обращаешься к несерьезному человеку, если уж стало принято критерием серьезности считать степень устроенности в жизни. Покачает головой, всплакнет (женщина), выматерится (мужчина) и откроет шкаф. Это от мамы осталось, это дети носили, это пальто старое, зачем мне два – и все в мешок. Да, ты мне телефон оставь, я нашим на работе скажу, потом встретимся, еще принесу. Вот обувь, сам понимаешь как – новая одна, а старую нет смысла давать, одни дыры.

Бывает, наткнешься на «месторождение» одежды. Сдавали в какое-то место для каких-то целей, а оно не пригодилось. Говорят, за рубежом завались гуманитарки, а никто не берется за доставку, растаможивание и т.п.

Деньги на машину – отдельная песня. Их нет у обоих категорий благотворителей по вышеописанным причинам. Но есть Бог. И правда, это такое счастье, что Он есть. Вот притча из жизни. Давно знаю человека. Бизнесмен средней руки. Крутые повороты судьбы привели в Церковь, но мы долго с ним спорили: спасется ли богатый, есть ли карма и так далее. Тоскливо было. Но 20 октября все изменилось. У человека появился второй день рождения, это его слова.
На шумном проспекте он переходил на зеленый свет и только за метра полтора боковым зрением уловил, что на него несется машина. Сгруппировался и подпрыгнул. Как это объяснить, он знает. Спортом занимался. Но почему-то это объяснеиие его не устраивает. Не хватает чего-то, одним бы спортом не спасся. Удар – он на капоте, потом на лобовое стекло перекатило. От лобового свечкой вверх. Скорость приличная, далее по параболе метров на восемь вперед и на асфальт. Помнит, как сидел на скамейке и подходили многочисленные очевидцы – потрогать живое чудо. Живое и целое, только ссадина на ноге. Он пришел в храм, мы долго радовались вместе. У нас не было споров, и много раз не стесняясь мы славили Бога и удивлялись. Два грешника, которых Он сохранил и встретил вместе. И так просветлел и изменился человек, что я сам, не видев чуда, был одним этим потрясен. Нет, не ушли в прошлое времена апостола Павла, и сегодня Он одним мановением обращает души. Вот отсюда и деньги. А ведь деньги «пахнут», это я точно знаю. Другой мой знакомый предприниматель пытался пожертвовать небольшую сумму и это удалось только с пятого захода, так «водит» человека, порабощенного деньгами.

Похоже, проблема в том, что Господь не от всех хочет принять. Это ведь только кажется, что адресаты прописаны в Любытино. Адресаты – это их души, прописанные на небесах. Сам Господь потому и говорит, что сделаете им, то Мне сделаете.

В книге об альпинисте Хергиани я прочитал удивительные слова, которые прямо относятся к делу. На склоне погибала партия больных, растерявшихся людей, которые шли к вершине, но не рассчитали сил и наделали ошибок. Непогода разгулялась, в горах это страшно. И снизу, из базового лагеря им на помощь решилась выйти всего одна связка, два человека. Ну что они могли – принесли немного еды, взяли спускать вниз одного обмороженного. Но далее в описании идут потрясающе глубокие слова. Они принесли нам главное – надежду. Ты не один, ты не брошен, есть смысл бороться за жизнь. В конце концов спасли всех.

Духовные вершины можно покорять и гибнуть на спуске не только в горах.  Не избранные, все мы, кто еще жив, - в пути. На полпути к вершине. И в каждой жизни Господь предусмотрел тот момент, когда нужна хотя бы одна связка, которая пробьется из базового лагеря. Какое чудо, что в Питере в ней оказались не два-три и не двадцать-тридцать, а сотни.  Хотя я понимаю серьезных людей – для них это странно, для кого соблазн, для кого безумие. Как всегда.

Кое-что из опыта
Еще один рассказ-отчет Киры Соболевой, 04.12.99
           
Вот опять машина с вещами пришла в Любытино на Богородичный праздник. Да, кто же еще хранит столько жалости и нежности, чтобы управить необъяснимую, экономически невыгодную, документами не снабженную акцию.
            А что же в Любытино? В разговорах часто встречаешь слова "манна небесная". Точнее не определишь. Мама удивляется: "Нет, ты посмотри как изменился человек. Идет ровно, глаза блестят, улыбается. И всего-то - обувь и пальто взял. А вроде бы уж и лицо без желтизны и щечки округлились. А Вера когда по телефону звонит, уже не плачет, и про детей своих рассказывает спокойно, без надрыва". Вот так, социально-экономическая платформа ничуть не изменилась, и курс политический по-прежнему "в ту сторону", а люди словно бы поближе к сонцу переселились, отогрелись. А вы спрашиваете: "Можно ли накормить всех голодных?" Можно, еще как !
            А бывает и по-другому. Унес человек два мешка, а здороваться перестал. И глаза опускает. Помоги Господи, как должно быть ему тяжело. Так больно, когда душа не может расправиться.
            Есть еще и третий вариант. Догоняет меня девушка, дома у нее трое огольцов, младший еще на четырех ногах вышагивает. "А я устроилась в прачечную работать. Давайте, я Вам бесплатно постираю. Да Вы не думайте, мне больше из вещей ничего не нужно..." Обещаю сообщить в Питер, чтобы кому нужно - приезжал воспользоваться услугами прачечной в Любытино. Пытались и огород бесплатно вспахать (пока начальство уехало), и трехлитровую банку молока оставить. Ну а если мясо принесут, обязательно в Питер отправлю.
            Но вот беда, мои личные знакомые труждающиеся и обремененные закончились на половине второй машины. Потянулся народ ушлый, где-то про что-то прослышавший. "Скажите, это здесь бедным помогают?" Стоит скромненько, глаз подбит, лицо помято, не то от недоедания, не то с похмелья. Фуфайка, штаны с лампасами, но вроде бы я ее где-то в пальто с норкой видела. Записываю фамилию и адрес, извиняюсь - дескать сегодня мне еще вещи для многодетной семьи в деревню нужно подобрать, а завтра я за Вами зайду, заодно и познакомимся.
            Батюшка говорит:"Ваша задача - сделать доброе дело, помочь человеку, который к Вам пришел. А то, как он этой помощью распорядится - дело его совести". Я думаю, что это не совсем так. Совесть понятие подвижное, а физически здоровый человек унести сможет много. А после него обязательно придет безработная мать одиночка с тремя детьми и сядет, безучастно свесив ладони между худыми коленками... Как тогда я буду решать вопрос с собственной совестью?
            Однако батюшка и прав. Вещи, как это ни странно, уже сами знают своих хозяев. Помню, как одна из первых пришла Людмила со своим супругом, Дмитрием в весовой категории раза в три больше жены. Холодное, жесткое лицо. Вообще-то он меня не замечал и здороваться не считал необходимым. Но теперь видит во мне нужного человека и даже улыбается. Детей у них двое. Младший - Сашенька, был в моей группе. На нем не было ни одной нештопанной вещички, а  девочки -подростки, которые приходили в ясли возиться с малышами, до слез спорили, лишь бы не подходить его переодевать. А он светлый и радостный, как солнечный зайчик, прыгал, веселился и ликовал, не понимая, что им брезгуют. Старшая - Валя, свое младенческое неведение уже переросла и сформировалась в сосредоточенного, неласкового подростка. Ее почти не видно в новой, купленной на вырост, - размера на три побольше,- куртке.
            Однако мама Вали и Саши направилась не к детским вещам, и даже не к женской одежде. "У Димы куртка сносилась, - по-доброму сообщила она, - на рыбалку сходить не в чем". Я тихонько прислонилась к входной двери. Я, конечно, что-то не понимаю в гармонии супружеских отношений, но я точно знала, что куртку я Диме не дам. Но чтобы сообщить об этом, я никак не могла подыскать слов, и поэтому растерянно смотрела, как сытый двухметровый Дима хищно перерывает стопку пальто. В этой стопке была искомая куртка, точнее тулуп, цена которому для работающего человека - целое состояние. Однако Дима перерыл все, а тулупа не нашел. Я и сама нашла его только два дня спустя, когда пришел молодой парнишка, который, пройдя Чечню, почти год маялся на случайных заработках. А сейчас удалось устроиться лесником в дальнее лесничество. Зарплата - аж 900 рублей. но спецодежду не выдают, а у самого в гардеробе только куртка из дермантина, но над ней все медведи обхохочутся.
            Меня часто спрашивают - зачем это нужно именно мне. Помещение для одежды - холодное, люди приходят разные, а у тебя, дескать, ребенок. Ну посмотрела, ну отобрала там для себя и родни - и сдай в соцподдержку, там есть специальные люди, пусть они и работают. Не знаю, хорошего сотрудничества с этим гос.учреждением у меня не получается. Может быть. виной тому то, что я в недавнем прошлом сама была работником администрации и "своим" человеком, и как что распределяется неплохо помню.
            Нет, там работают очень неплохие люди, и работа у них - не позавидуешь... И все же... Если я беру свитер именно для себя, я понимаю, что кто-то, кому это очень необходимо, остается без свитера. И этот человек придет ко мне, и посмотрит мне в глаза. А в органах соцподдержки об этом иногда забывают, и это понятно, какие там глаза - люди идут потоком, со слезами, с бранью. Ко мне с бранью не приходят, что сменя взять, лицо неофициальное, стоит глазами хлопает.
            Много болезненных, так и не разрешенных вопросов. Многие из бедноты по-деревенски горды и за помощью не обращаются. В официальных органах говорят - "Ломаются". Приду сама попрошу, объясню - вроде бы придут. Но одежду будут смотреть только когда я выйду, иначе так и простоят ровно по центру, ничем себя не компрометируя. Сами-то ладно, но у них же дети...
            А если приедет на машине семья, явно видно, что не остронуждающиеся, а напротив, практичная, хорошо прочувствовавшая, что лучше вещи взять бесплатно, чем купить их на рынке. Я им о нуждающихся и о Боге, а они мне - "И мы все льготники. Я - мать-одиночка, родители, - оба, - инвалиды" Что тогда?
            А что делать, если приходит всем известная пьяница, вдова, мать троих детей? Подбираем вместе детские брючки, свитерок, валенки. И вот она, прижав эти маленькие валенки куда-то к уху и опустив глаза, тихо шепчет: "Я слышала, что Вы продукты даете..."  Я растерянно объясняю, что вот знаете, понимаете... А она, недослушав, еще тише, на одном дыхании шепчет:"Ведь трое детей..." Что тогда?
            А что, если к воротам подойдет знаменитый бич и, покачива ногой в дырявом кирзовом сапоге, интересуется насчет обувки. А у меня давно объявлено, что мужская одежда и обувь только для школьников и тех, у кого дела совсем уж из рук вон плохо? Я стою и долго с ним ссорюсь, а он на все мои доводы недобро усмехается и говорит: "Не это главное..." Впрочем, из этой ситуации выход все-таки был. Я усадила его на скамейку и принесла всю мужскую обувь. Не подошла ни одна пара, даже валенки, которые, по всем выкладкам, должны были бы вместить обе его ноги. Вот вам и "Не это главное..."
            Словом, добрые незнакомые мне благотворители, я скверно справляюсь с этой, изумительной радости, работой.
             Вы оставили меня в вечных должниках. Вы одели с ног до головы моего сынишку, у меня есть вещи, на которые на рынке я даже не останавливалась посмотреть. Повеселела моя мама. Чтобы вернуть в мир радость таких размеров, мне придется благотворить всю жизнь.
            Спаси вас Господи. Пусть будет за нас благой заступницей Божия Матерь, Которая милосердно освятила путь ваших пожертвований в праздник Покрова. В праздник Введения.

            8 декабря. Кто прислал Бориса - мне выяснить так и не удалось. В первый раз пришел сияющий, улыбается, глаза ясные, мягкие - недавно освободился из заключения. Правда жена от него ушла, квартиру обворовали так. что даже оконные рамы вынесли. Денег нет даже на то, чтобы дооформить какие-то там формальности с паспортом. Ну, одежды тоже нет, но вот кое-что сосед дал поносить, потом нужно будет вернуть. Но все это чепуха, разве здоровый мужик в деревне себе на жизнь не заработает? Главное хотеть работать - а он хочет. А вот пока бы рублей 12 на паспорт и варежки. стоит, потопывает ногами в летних туфлях, размера на два больше родного, только штопанные пятки отсвечивают. Да, видимо долго отсидел мужик. Что-то он жизнь не совсем адекватно себе представляет.
            Второй раз зашел недели через две, узнать - не подвезли ли одежду. Энтузиазма заметно поубавилось. "Ну как? - спрашиваю, - что с работой?" - "А как, - говорит, -  какая там работа, везде сокращения. Вот подсказали, что с пекарни должны одного за пьянку уволить. Я ждал-ждал, а за него мать пришла, поплакала - и не уволили. А что у частникков заработаю - так это просто покормят. И то, если целый день отработаю. И то, если согласятся, чтобы я поработал. Я сначала удивлялся, а потом перестал - бабке восемьдесят лет, а она сама сидя дрова колет. На кой кляп я ей ?"
            В третий раз Борис пришел как раз вовремя. Вместе распаковали коробку с брюками, нашли куртку. "Валенки!" - умилился Борис. Примерил, оглядел изумленно. Обрадовался легким ботинкам: "Выходные!" С безграничной радостью обнаружили пакет, из которого торчали алюминиевые трубки, развязали - а там нитки, розетки, проволоки и даже брусок для заточки инструмента. "Евроремонт сделаю", - заверил Борис. Взвалил на плечо мешок с новым имуществом. "Мимо милиции не пойду, - решил Борис, - а то опять посадят."

            9 декабря. О Лидочке.
            Сколько ей лет я не знаю. Должно быть, двадцать пять или даже меньше. Худенькая, хрупкая и гибкая. Маленькая мама. Она похожа на ромашку из старого, доброго "застойного" мультфильма: гибкий стебелек и огромные глаза, ресницы на полэкрана. На носу у Лиды веснушки, трогательные маленькие точечки, которые не бледнеют даже зимой. С чем сравнить ее улыбку? Как хорошо, что она всегда улыбается, когда обращается к человеку. Так дрожит росинка на той самой ромашке. Она хороший человек.
            У Лиды двое детей. Грише 5 лет, Васе 3 года. Такого мужа, как у Лиды, можно было найти только у нас в деревне. Он в одиночку забивал двухметровые металлические сваи, а когда его спросили, сколько это будет стоить, сказал: "А-а...", махнул рукой и ушел. Вообще, когда обнаруживается, что он умеет не только смотреть, но и говорить, испытываешь легкий шок. Когда он пьян, но не добрался до дому, у него лицо Сократа. Когда добрался, разносит в клочья все, что оказывается не на месте. На работу его берут охотно, но увольняют при первом же запое. Еще не вполне разобравшись со своим возрастом и социальным статусом, он самозабвенно возится со своими мальчишками, вырубая им топором из доски пистолеты, строя горки и пожарные вышки, устраивая фейерверки, а по пьяни - катает на велосипеде, разбивая нос наравне с ними. Улыбка у него похожа на улыбку Лиды.
            Семью содержит она. Она работает на трех работах, уборщицей. Уборщица в деревне - это не совсем то же, что уборщица в городе: за водой приходится бегать на колодец и греть кипятильником. Собственно, шагом она и не ходит, а только бегает, работает, в одиночку обрабатывает огромный огород, вытаскивает из канав супруга. Мальчишки у нее растут замечательные, почти без присмотра, как одуванчики на поле.
            Дети вообще народ жестокий, они безжалостней своих родителей, и Грише с Васей часто достаеться от своих более состоятельных приятелей-соседей. Тогда они приходят играть к нам, мой сынишка хоть мал, но более демократичен к вылинявшей заштопанной одежке. Так проходят целые вечера, пока мама Лида вернется с работы и бросится искать своих малышей.
            У мамы Лиды жесткая анемия и низкое кровяное давление. В скуластом личике ни кровинки. Вы просили узнать точный диагноз - но у нас в деревне анемия за болезнь не считается, и обследовать Лиду никто не будет. как-то я без стука зашла к ним домой, и Лида от неожиданности резко обернулась, и ее "повело" по диагонали комнаты, как ветром отнесло. Что врачи? Спасибо, хоть валерьянку не выписали. У нас при всех спорных болезнях лечат именно ей.
            Я с удовольствием смотрела, как Лида набирает вещички для своих мальчишек. На ближайшее время их "заплаточное" детство затаится. Может быть, за это время глава семейства все-таки успеет "встать на ноги"... Или поправит здоровье мама. Или просто два замечательных пацана будут, играя видеть друг друга в красивых, ярких одежках, таких, как их фантазии и сны.

            10 декабря. Елена.
            Ей не меньше сорока. О ней говорят: "Эта женщина все время кого-то рожает". Действительно, родила она шестерых. Старшие девочки уже выросли, а младшая только-только появилась на свет. А так как мама режим для беременных не соблюдала, а работала на ферме, таскала вилами навоз, ворочала бидоны с молоком, - малышка своего срока ждать не стала. Родилась семимесячной. Остается только удивляться, как ее маму вовремя нашли на этой самой ферме и успели довезти до родильного дома, что от этой фермы на расстоянии 60 км. Но мама выжила, хотя на ногах стоит еще нетвердо. А новорожденную увезли в Новгород на "доращивание".
            Эту малышку с ног до головы одели вы. У мамы не было ни одной пеленочки. Мне иногда закрадывается в голову шальная мысль, что мама со своим будущим ребенком вовсе не рассчитывали выжить. Вот такое самоубийство.
            Пока происходило "суд да дело" ферму ликвидировали. Муж, ранее судимый, нрава серьезного, тоже работы не имеет. Как, какими силами будет подыматься на ноги этот ребенок?
            А пока упаковку детского питания я вручила матери с указанием все съесть самой. Скоро забирать новорожденную, а мама по стене передвигается.
            Елена взяла себе шубу. А если женщина берет для себя шубу, неважно - искусственную или из шиншиллы, - пожалуй, она собирается жить.

Далее шел конкретный адрес и фамилия. Мы старались по возможности указывать координаты постоянно нуждающихся, чтобы листочек с отчетом. Попав неведомым путем через третьи руки к кому Господь приведет, вызвал, как говорят в космонавтике «импульс последействия».


            Что же делать с этой Ольгой ?

            Светлану Захарову отправила ко мне мой непосредственный начальник, зав.детсадом, с краткой напутственной речью: "Ребенку штаны переодеть нечем".
            А ничего удивительного. вообще-то Свету пожалели, взяли на работу уборщицей с окладом 110 рублей. 50 отдает за детский садик, 50 за квартиру. На остальные живет сама. Муж уехал на заработки в город, и с этого времени о нем ни слуху, ни духу. У сына Бори, полуторогодовалого возраста, врожденный порок сердца.
            Самой Светлане лет семнадцать, никак не больше. Светлые пушистые длинные волосы, румянец во всю щеку. На улице градусов двадцать, а она в рваной куртке из дермантина и сапогах, у которых все отдельно - голенище, застежка и подошва.
            Малыша вы одели основательно Зима не страшна. С радостью отбирала Света вещички для себя, как ребенок ликуя при виде каждой. "Ой, а это что - костюм ? Нет, правда костюм. И что, мне можно взять?" Правда, из верхней одежды Свете достался только старенький полушубок. И опять: "Ой, шубка! Ой, модная! И взять можно?"
            Про продукты засвидетельствовала так: "Ведь трое выходных, думала, что не протянем. В будние дни Ваня в садике, там и сыт, а выходные ненавижу, хоть воровать иди."
            С тем и расстались. А когда пришла помощь на Введенье, разыскать Свету оказалось невозможным. С квартиры выгнали, на работе давно не была - заболела. Ходят слухи, что переехала к свекрови.
            У свекрови семья легендарная. Одних малых в одном доме трое: 8-месячный, полуторагодовалый и двухлеток.. А число взрослых колеблется от 6 до 10 человек, точнее никто не считал. И все это в обычном трехкомнатном коттеджике.Не работает никто, так изредка на шабашках. Зато воруют виртуозно. летом, как кроты, вскапывают все соседние огороды. бывает и так: хозяин на одном конце поля картошку пропалывает, а на другом - копают. И один другого не видит, пока, как в комиксе, не столкнутся нос в нос. И ловили их, и били, и в милицию водили - все без эффекта. Да и понятно - голод не тетка.
            Сама свекровь пробивается как может, держит двух козочек, сажает огородик. Все равно голодно.
            Сама к Захаровым я идти не решилась. Проконсультировалась у официальных источников, там санкционировали: "Нужно помочь. Пробиваются как могут." Пока я решала логическую задачу о наложении официального мнения и народной молвы, Светлана прибежала сама. Уже не стесняется, улыбается, о переменах в жизни рассказывает сама. Раздумываю: верить или нет. Это для меня: "Так люди не живут". А для нее просто так, ничего, только изредка жить не хочется. А главная новость - муж приехал с заработков, правда, без копейки, дескать, продукция не реализовалась, дохода не было. Это тоже может быть: деревенских простачков в городе так и держат, как на бразильских плантациях.
            Отдала Свете полушубок, присланный специально для нее одной чудной женщиной. Удивительно - когда полушубок прмеряла я, вида он не имел - и большеват, и воротник никак не лежит. А когда надела Света - ой, как влитой, натуральный мех сверкает так же, как ее глаза., переливается и блестит, волосы рассыпались по плечам, сами подернутые серебряными ниточками. Решили, что до лучших времен Света сохранит полушубок  у матери. От греха подальше.
            На прощанье Светлана красиво развесила пальто, стопочками разложила вещички, даже вызвалась пол вымыть. Возникли философские вопросы: "А это легко, людям помогать? А я тоже помогать хочу". - "Хорошо, - объясняю, - хочешь помогать - придешь следующий раз разгружать мешки и раскладывать вещи". Еще раз уточнила, что я про нее в письме напишу, прижала к груди коробку с детским питанием, пальто и плащ для свекрови и ушла с растерянным и смятенным видом.

* * *

Есть такие документы -  "Для служебного пользования", сокращенно ДСП. Их хождение ограничивает степень закрытости информации. Это письмо Киры Соболевой, социального педагога из пос.Любытино Новгородской области - тоже ДСП. Оно адресовано только тем, кто принимал участие в сборе пожертвований. Однако пришлось изменить на всякий случай некоторые имена и названия. Без изменений оставлены имена конкретных людей, для которых Кира указала их адрес. Можете смело ссылаться на этот материал, если захотите написать им или что-то послать от себя прямо. Показывать такие письма можно не всем, можно обжечься неожиданной в казалось бы хорошо знакомом человеке черствостью. "Не мечите бисер..." Та самая ситуация. Но есть и такие хорошие люди, которые должны еще его прочесть, это уж как Господь управит.Кира прислала целую книгу, в ней кроме этого послания есть еще и много имен и перечислений, кто что брал, если есть желание - можно познакомиться с этими записями.

Всего ушло в Любытино 9 машин с гуманитаркой. О перепетиях можно рассказывать бесконечно. Самое главное и удивительное, что этот ручеек еще и до сих пор не окончательно иссяк. Хотя на каком-то этапе я отпал от деятельности по нескольким причинам, самая очевидная из которых заключалась в том, что моя квартрная хозяйка просто запретила использовать жилплощадь под склад. Более серьезная и менее очевидная причина заключается, на мой взгляд, в другом. Незаметно, но очень скоро после начала деятельности, я отступил от первоначальной формулы благословения о. Александра: пришел, привез, отвалил. И никаких благодарностей. Благодарности, личные отношения и переход первоначального порыва душ нескольких людей, связанных доверием и дружбой в почти производственную кооперацию десятков малознакомых людей. Движимых подчас совсем иными интересами (например, избавиться от вещей, не вынося их на свалку, с одной стороны + получить, продать и пропить – с другой стороны). Ко мне и к Кире начали подходить уже просто с требованиями продолжать это течение вещей, но милосердие Божие нашло способ устранить нас обоих из безблагодатного процесса. Единственным положительным в духовном плане моментом можно считать то, что я стал больше доверять интуиции духовника, который с самого начала благословил однократное действие, опирающееся на собственные силы, средства и деньги. Если кто имеет уши услышать, пусть услышит и не повторяет наших ошибок. Я специально подобрал тексты, наполненные искренним чувством, чтобы показать себе и читателю, как часто мы искренне вводим друг друга в заблуждение, и как трудно это разглядеть за волнами положительных и отрицательных эмоций.

Первое мое послание было опубликовано в новгородском журнале «София». Не могу забыть, как плакала мама Киры, прочитав эту публикацию: дескать, вы там в Питере, вам хорошо, а нам тут жить. У меня было такое чувств, как будто мы потревожили покой  главы не любытинской администрации, а как минимум сицилийской мафии.  Глава администрации тоже прочитал этот текст, хотел встретиться со мной. А я захотел, не теряя времени, встретиться с единственным из влиятельных людей районного масштаба, кто мог бы быть защитой в нешуточно обостряющейся ситуации. И поехал в Валдайский монастырь к наместнику монастыря и благочинному округа о. Ефрему.
Этот визит состоялся под Рождество, поскольку мы собрали для любытинских ребятишек подарки и один милосердный предприниматель подарил им целый ящик красок, а другой оплатил альбомы для рисования и кисти. Все это чудо надо было как-то доставить  адресатам, и пришлось ехать под праздник, исполняя роль Деда Мороза, у которого вместо традиционного мешка за плечами до отказа набитый большой туристский рюкзак. Вспоминая все перепетии и приключения, я уверен, что ни за что не смог бы осуществить и половины этих дел, если бы не ожидание радости, с которой встречали в Любытино, и если бы не ощущение какой-то новой грани человеческой свободы дарить и отдавать, которая тогда соединяла всех нас. Эта радость вела меня по Рекони, и толкала на поиски по истории, и она соединяет все части этого неофитского периода, состоящего из совершенно не связанных, на первый взгляд, событий.
Наверное, на волне такого же энтузиазма и духа новизны лет десять назад церковные люди устремлялись в больницы. И радовались тому, что могли помыть там пол, вынести судно. Как и почему мы теряли эту первоначальную радость и новизну – отдельный разговор, к которому я сейчас не готов. Может быть, в нашей короткой истории можно увидеть и отражение каких-то общих закономерностей, неизбежно преследующих любое благое начинание, когда оно из душевного порыва начинает становиться постоянным служением, неизбежно трансформируясь при врастании в ткань обыденной жизни?

О путях в Любытино и обратно могу сказать, что ни одно путешествие не проходило без неприятных сюрпризов, были аварии.
Как-то мы с Пашей на московской трассе, идя по среднему ряду трехрядного движения влетели в аварию, ударившись сперва о машину слева, а после рикошетом об автобус справа. К нашей разбитой машине подъехал фургон, вылез офицер ГАИ и разочарованно протянул: «Что, все живы? Странно…»
            Вспоминается и один предприниматель, решивший на собственном фургоне с шофером довезти груз помощи в Любытино. Чтобы лично посмотреть на все. На обратном пути под Малой Вишерой мы столкнулись в лоб с «жигуленком» на узкой скользкой дороге, где было не уйти, поскольку справа и слева были канавы. Слава Богу, обошлось разбитыми частями машин, хотя безответственный милиционер, ехавший с неисправными тормозами, посадил на первое сиденье маленькую дочку. И вот после всех радостей мы сидим в кабине в темноте. Он поворачивается и спрашивает, без возмущения, с каким-то детским удивлением: «Ну как же так? Мы же точно делаем Божие дело?» И нам предоставляется случай всерьез поговорить на эту тему. Мы потом еле доехали благодаря находчивости шофера, сумевшего как-то переделать поврежденную систему подачи воды. А еще спустя время я узнал, что Господь сторицей воздал тому предпринимателю.

В-общем, рискованных ситуаций хватало. Но путешествие к о. Ефрему в Валдай мне запомнилось просто потому, что впервые я сам так сильно ощутил непрочность и незащищенность человеческой жизни. Перед поездкой мне приснилось, что я собираю рюкзак, а со мной рядом пакует свой рюкзак покойный Петр, сын отца дьякона. Я не мог понять, что это за странности, пока не оказался на ночной зимней трассе Боровичи-Валдай, где практически отсутствовало движение,. На мое счастье автоматчик на посту ГАИ сказал, что я никуда дальше не пойду, поскольку наверняка замерзну за оставшиеся 60 км пути. Я уснул в кабине КамАЗа, куда меня посадили милостивые «гаишники», и проснулся от громкого мата шофера, когда в лобовое стекло нашего грузовика ударил кусок льда. Мой шофер, был решительный мужчина, и не поехал дальше, не разобравшись. Он вернулся к месту покушения, поставил машину на мигающую «аварийку» и, схватив монтировку, бросился в лес, догонять кампанию хулиганов, чтобы их наказать. Я побежал за ним, чтобы по возможности остановить кровопролитие. Все это движение происходило в снегу по колено и направлялось в глубь леса. Хулиганы разбежались по нескольким направлениям, темнота не способствовала поискам следов, а бегать по заснеженному лесу ночью – удовольствие на любителя. Так что мы вернулись усталыми к своей брошенной машине и продолжили путь.

Радуясь, что жив и здоров, вылезаю на повороте на монастырь, по-дружески прощаюсь с шофером и иду заснеженной дорогой по тихому ночному лесу. Сколько предстоит идти, я  не знал, но в этой тишине и красоте можно идти безконечно. Уже в монастыре, где я встретил то Рождество, братия предостерегали не выходить за стены, поскольку поблизости не раз видели волков. Но тогда, на пути, я не думал ни про каких волков, а любовался лесом и обдумывал, что скажу наместнику. Когда я уже начал замерзать, вдруг лес расступился, открылась широкая поляна и белая стена, а на ней большая икона Богородицы с негасимой лампадой. Впечатление было такое сильное, что я бухнулся на колени на снег и поклонился Ей до земли. В монастыре никого не было ни на воротах, ни внутри. У меня было чувство, что повторяется ситуация с Реконью, только здесь-то монахи точно должны быть. Загадка разрешилась, когда я отыскал, ходя по монастырю, трапезную, где о.Ефрем вручал подарки братии. Он удивился позднему посетителю, но потом сказал, что мне повезло, он скоро уезжает, так что я пришел поздно, но вовремя. Мы поговорили, и судя по всему, не напрасно. Спустя некоторое время глава администрации пригласил Киру на работу, и это деловое предложение было для ее семьи настоящим чудом Божиим. А я проникся уважением к этому человеку, который оказался много лучше, чем мы о нем думали.

В жизни, как известно, всегда есть место подвигу. В моей жизни того периода это место называлось Любытино, как бы филиал Рекони. Мне это нравилось. И людям вокруг меня это тоже нравилось. Потому что мы вращаемся среди подобных себе людей.

* * *

Впоследствии  в Любытино появился новый батюшка, о Владимир Константинов, который служит в Рекони Литургию в день памяти о. Амфилохия 22 августа, наладил приходскую жизнь в поселке и сам активно занялся поисками благотворителей. Его энергии хватает и на службы в Никандрово, и на детский дом в Неболчи и на попытки возрождения имения Суворова в Каменке. Если вы захотите помочь возрождению христианской жизни этих благодатных мест, совершить паломничество или чем-то помочь восстанавливающимся храмам, можете писать на адрес церкви: 174760 пос. Любытино Новгородской обл., храм Успения Пресвятой Богородицы, священнику Владимиру Константинову.

* * *
Фильмы и фотографии, а также архивные материалы по Рекони можно получить наложенным платежом в некоммерческом православном центре «Нектария»: www.nektaria.ellink.ru  E-mail:  nektaria@mail.ru

Комментариев нет: